Глинет старалась говорить спокойно: «Яне могу оставить здесь Кула». Она отвернулась, чтобы не смотреть на Висбьюме: «Если ты возьмешь нас обоих на Землю, я буду тебя слушаться».

Ученик чародея строго поднял указательный палец: «Ни в коем случае! Кул останется здесь! Он проявил непозволительную строптивость и должен быть наказан. Пойдем, Глинет!»

«Без него я не уйду».

«Как хочешь! Оставайся в Танджектерли и продолжай заботиться об этой твари, утоляя свою извращенную страсть! Отдай мою котомку, сейчас же!»

«Не отдам».

«Тогда мне придется снова играть на свирели».

«А я швырну в тебя колбу с колдовскими осами. Нужно было это сделать раньше!»

Висбьюме разразился проклятиями, но задерживаться уже не мог: «Я ухожу на Землю — там меня ждут богатство и почести. Прощай!»

Ученик чародея взбежал по ступеням на террасу, звонко ударил ключом по чугунному столбу и исчез.

Глинет склонилась на коленях над Кулом, лежавшим с закрытыми глазами, и гладила ладонью его побледневший лоб: «Кул, ты меня слышишь?»

«Слышу».

«Я здесь, с тобой. Ты можешь подняться на ковровола? Мы уедем куда-нибудь в лес, и ты будешь отдыхать, пока не поправишься».

Кул открыл глаза: «Ковроволу нельзя доверять. Он боднул меня».

«Только потому, что Висбьюме играл на дьявольской свирели. От природы он смирный».

«Наверное, так оно и есть. Что ж, посмотрим, смогу ли я забраться к нему на спину».

«Я тебе помогу».

Привлеченные происходящим, кругом начали собираться местные жители; некоторые из них отозвались возмущенными насмешками на попытки Глинет помочь Кулу. Глинет не обращала внимания на зевак, и в конце концов Кул вскарабкался — точнее, вполз — на ковровола. Зеваки плотно окружили зверя и принялись обрывать кисточки с ковра. Глинет достала из поясной сумки колбочку с жалящими насекомыми и бросила ее в толпу; зеваки тут же разбежались с криками боли.

Через час Глинет заставила ковровола повернуть с дороги на луг и заехать за небольшую рощу; там она бросила якорь и увеличила волшебный коттедж. Свалившись на койку, Кул лежал в бессознательном бреду, и Глинет с тревогой наблюдала за ним. Ей казалось, что Кул внутренне меняется — выражение его лица отражало эти изменения, иногда настолько быстрые, что они сливались в какую-то пелену. У нее мутнело в глазах? Или это просто была игра воображения?

Наконец Кул очнулся; Глинет продолжала неотрывно на него смотреть. Кул произнес тихим, слабым голосом: «Мне снились странные сны. Когда я пытаюсь их вспомнить, у меня кружится голова». Он встрепенулся и попытался подняться, но Глинет заставила его лечь: «Не беспокойся! Отдыхай и не думай ни о каких снах!»