Стоит дать слабину, и он уже готов запереть меня в комнате без окон. Понимаю, что для моего же блага, и стараюсь лишний раз не рисковать, но здесь вроде бы нет особо опасных магов, только обычные горожане, которым проводник без надобности. Успокоив себя этими мыслями, я тоже выбралась наружу и вдохнула уже почти летний воздух.
Возле куста у входа в кондитерскую жужжал большой шмель.
Окно было открыто, и жених, конечно, засек мой побег, за что одарил недовольным взглядом.
Я улыбнулась ему, отмахнулась от заинтересовавшегося мной шмеля, и покосилась на коробку, в которую владелица как раз упаковывала пирожные.
— Умасливаешь мою маму, как если бы собирался ей стать настоящим зятем. — Из посетителей были только мы, другие, видимо, предпочитали обедать нормально, так что можно и поболтать.
— Не понимаю, о чем ты, любовь моя, — заявил Арман и нахально улыбнулся.
Сердце сладко екнуло.
Я давно приняла решение наслаждаться нашими общими моментами, пока есть возможность.
Вот тут все и случилось.
Ослепительная вспышка — и меня пронзило чужой силой. Я задохнулась, закашлялась. Перед глазами поплыло. И провал… Дальше ничего не помню, сплошное темное пятно.
Но отлежаться без сознания не получилось. Не так много времени прошло.
Когда разлепила глаза, Арман уже находился по эту сторону окна, и его ладони опасно светились. О, я уже видела, что случается с теми, кто самонадеянно пытается тягаться с ним! Впрочем, сейчас именно я ощущала себя утыканной огромными острыми осколками. Дышать по-прежнему было трудно. Каждый глоток воздуха оказывался раскаленной пыткой. Я даже кричать не могла! Не получалось издать ни звука.
Медленно опустила взгляд… и неверяще уставилась на пронзившую меня магию, которой придали вид огромной золотой стрелы.
Повернула голову.
Этот парень… Нарделл.
Он стоял на другой стороне улицы.
И его ладони казались сделанными из золота. Точно как стрела, которая терзала меня…
Зачем ювелиру проводник?
На этой мысли меня осенило. Да он же привязывает меня к себе! Пытается завладеть проводником единолично! Как раз то, чего опасался Арман.