— Э нет, милсдарь рыцарь! — замахал руками Брок. Подельники бросали на пленницу голодные взгляды, тяготясь затянувшимся разбирательством.

— Она это! — подал голос Щука, силком вталкивая кнутовище обратно в рот девушке. Воспользовавшись моментом, той почти удалось вытолкнуть его наружу. — Она самая, разбойничье отродье!

— Цыц ты, сопля! — осадил подручного чернобородый. — Ишь, размололся языком. За девкой следи. Не извольте сумлеваться, милсдарь… — Брок замялся, сообразив что рыцарь не станет называть себя селюку. — Милсдарь рыцарь, — оборвал паузу толстяк. — Солтыс в глаза не видал енту шваль, тута врать не стану. Не дело енто, чтобы солтыс со всяким сбродом якшался.

— Так откуда он тогда узнает, что вы ему приволокли кого надо? — всадник покачнулся, уперев носки сапог в стремена. Снова поглядел в глаза девушки. Нет, не стоит засматриваться. Кто их, знает, женщин этих? Но как глядит… словно по капле жизнь отдает. — Ну? Так любую схватишь на тракте, да представишь пред солтысовы очи, за вознаграждением. А если мертвая, так и мороки никакой.

— Правда ваша, благородный господин, — заулыбался Брок, — токмо есть тута одно обстоятельство. Промеж ентой сукой да солтысовой дочкой конхфликт вышел. Велено, как доставим, показать ея благородной мазели Кшысе. Ну, солтысовой доньке, для опознания, так сказать. А тама ужо и на шибеницу. Слышь, красотуля? Недолга те осталось землю своей паскудной особой изгаживать. У, змейство зеленоглазое!

— Как вам только удалось ее поймать? — поинтересовался рыцарь, задумчиво поглаживая рукоять меча. — Разбойница, значит, осторожная должна быть. Каждой тени стеречься.

— Дык то проще всего оказалось! — просиял Грызь, оторвавшись от девичьей ножки, которую с превеликим рвением лапал все время разговора.

— Опять правда ваша, милсдарь мой, — кивнул Брок. — курва ента, Сколопендра, стал быть, ни одного убогого не пропустит. Чует, сучья мерзость, коли кому помощь стребуется. Странно, а милсдарь рыцарь? На большаке лютует, обозы потрошит, ручонки не то что по локоть — по самые подмышки в кровишше искупала, ан как узрит каво в бедствии, так тут как тут. Токмо на пути не стой. Иначь посечет. Тьфу, выползень поганый.

Сплюнув наземь, Брок хрустнул суставами пальцев, сжимая кулаки. Поднявшееся желание дать пленнице хорошего пинка прямиком в лицо, желательно по носу и глазам, удалось сдержать с трудом.

— Так вот, помотались мы тута с робятами, поспрошали где да што, выследили стал быть. Грызь у нас за увечного пошел, даром чтоль здоров, что твой боров на откорме. Пострадал токмо малёхо — пришлось яво в бочину ножиком пырнуть. Для пущей достоверности. Лёг, значицца под деревко, ровно мертвяк, кровь на одежде, все как полагается. Мы в засаде со Щукой, стережем. А когда она к нему подобралась — пождали мы немало. Осторожная она тварь. Мы уже и с задами нашими отсиженными проститься успели, ан нет, глядим идеть. Ну, вроде убедилась, что все тиха, Грызь та еще и постанывать стал, склонилася она к нему, тут мы и поспели. Грызь наш, «покойничек» ея в охапку облапил, мы сверху. Съездил я ей по башке оголовком меча, да виать крепка у ейной черепушки кость, так што пришлось оружье побросать да так скручивать. Вот ак оно и было, светлый шляхтич…