Значит, так подобает леди орков ездить верхом – притороченной к седлу, словно мешок.

– Не из жалости. Нет, мне и вправду жаль ее, но причина не в этом…

Им пришлось остановиться на открытом месте – Хаштах боялась падубовых рощ. Каждый раз, когда они ехали среди деревьев, орка тесно прижималась к Нарендилу, вцеплялась обеими руками в край его плаща и мелко дрожала. Ее дикий взгляд так и метался из стороны в сторону, вверх и вниз, стараясь схватить каждое движение леса, – а лес раскачивал ветвями, листья шелестели, пятна света кружились и дрожали повсюду, и что-то шевелилось в кустах, и кто-то кричал тонким голосом… Еще хуже было ночью. Послушавшись Нарендила, Хаштах сворачивалась клубком, натягивала на голову плащ и засыпала. – Но стоило ветерку прошуршать в кронах, она подскакивала со страшным криком и опрометью бежала, хромая, куда ноги несут. Ночной лес казался ей пещерой, шум ветвей над головой – близким обвалом или наводнением, а может быть, какой-нибудь иной, ужаснейшей напастью, о которой не ведают в Верхнем Мире. После того как ноги занесли перепуганную орку в заросли ежевики, Нарендил не неволил ее приближаться к деревьям.

Нарендил и в самом деле не думал об этом – падающий в пропасть не считает камней на обрыве. Теперь он внимал Тингрилу, запоминая гибельные препятствия, которые отныне надлежит преодолевать.

– Верно. Саруман из Ортханка. Маг, утративший цвет и посох. Тот, кто дал жизнь оркам с человеческой кровью, называвшим себя уруками. Они не боялись солнечного света, были преданы своему хозяину, как деды их не были преданы Черному, и на щитах несли знак Белой Руки. Ведь и твоя орка не боится солнца?

С тех пор не было надобности искать купцов-перекупщиков – они являлись сами, званые и незваные. Несколько раз в год Нарендил и Мелайне наезжали в Эдорас, купить еды, одежды и всего, что душа пожелает. Народ на улицах и в лавках с боязливым удивлением разглядывал странную пару: высокий рыжеволосый эльф – и маленькая женщина нездешнего и недоброго обличья, оба в одинаковых зеленых одеждах. Уступив просьбам Нарендила, Мелайне отрастила волосы и стала заплетать их в косы. Но одевалась она по-прежнему в мужское платье, а длинный подол находила нелепым и неудобным.

Значит, все решилось как должно. Надо было идти в лагерь. Вести с собой Хаштах он не хотел – товарищи будут срамить его и называть безумцем, о Тингриле страшно и подумать… что же выпадет на долю этой бедолаги, появись они вместе?

Однако под сенью Леса от зимы не спасешься. Надо было подумать о жилье. К западу, у заброшенной горной дороги, что вела когда-то в Изенгард, было немало елового сухостоя. Из него-то Нарендил и выстроил дом. Рассказывали, что ему помогал роханский лесничий, имя которого называли по-разному: то Теодмунд, то Йовайн (оттого, наверное, что несколько лесничих сменилось, пока Нарендил и Мелайне жили в Рохане). Ничего не известно о том, почему он не изгнал из пограничного леса подозрительных чужаков, а, напротив, оказал им покровительство. Можно лишь догадываться, что ему пришлось по сердцу: эльфийская ли кровь Нарендила, охотничьи ли замашки Мелайне, подходящие скорее ловчему королевской охоты, чем юной девушке, или все это вместе… Но с первых дней у границ Рохана лесничие и охотники были им друзьями.