Кто, как, когда мог сотворить это?! И почему внутри свободно можно дышать?

Мей был готов задать вопросы вслух, но Сейхтавис приложила палец к губам.

— Тише, не выделяйте своё присутствие... Вас и так заметят.

Как выяснилось через пару шагов, она была права. На Мея навалилась такая тяжесть, что колени подогнулись, и он сполна прочувствовал, что находится под толщей воды. Неумолимая Сейхтавис даже не оглянулась и лишь задула ставший ненужным факел. Стиснув зубы от натуги, Мей сделал ещё шаг. И ещё один.

Уходи.

Он вздрогнул. Голос, глубокий и звучный, заполнил весь тоннель, но жрица никак на него не отреагировала. Вспомнив её предупреждение, Мей шагнул ещё...

Уходи, враг.

Голос определённо принадлежал женщине — и в то же время кому-то больше, чем просто женщина. Он был совершенно равнодушен — так говорили бы камни, обрети они речь, — но в нём проскальзывало змеиное шипение. И Мей понял, кто обращается к нему.

— Нет, — процедил он.

Прочь. Или умрёшь.

Мей застонал от нестерпимой боли во всём теле — так мучительно терзали только Узы Альвеох, и он даже на миг испугался, не случилось ли что-нибудь с Кнешей там, наверху. В глазах потемнело; он рухнул на четвереньки, сражаясь с собственной плотью. Боль жгла, крошила, мешала думать; он уже не видел ни Сейхтавис, ни красоты моря вокруг, зато видел кое-что другое.

Яркие картинки собственной смерти проносились по его сознанию — хозяйка этого места посылала их, изощрённые, злобные и кровавые.

Убирайся.

Мей видел себя распластанным на дыбе, сваренным живьём, порубленным на куски; видел страшные, жутко изобретательные опыты со своим телом. Они больше вызывали омерзение, чем пугали, и Мей разозлился: она всерьёз считает, что может запугать его вот такими примитивными фокусами?...

— Не уйду, — он поднялся, отгоняя навязчивые мороки, и, шатаясь, побрёл вперёд.