— К Ерлиенну? — догадался Кнеша.
Мей кивнул.
— Узнаем, сможет ли он открыть портал в Рагнарат.
— В Рагнарат? — с вкрадчивой улыбкой промурлыкал Кнеша. — А как же наш договор?... Что я, вероломный лиходей, не должен туда возвращаться, дабы не нарушить покой невинных?
— А я и не предлагаю тебе возвращаться, — Мей не менее вкрадчиво улыбнулся в ответ; душа у него разливалась в ликующих трелях, и все опасности, включая загадочного Доминика, казались ерундой, ненужным довеском прошлого. — Думаю, Узы выдержат такой короткий разрыв.
— Насколько короткий? — занервничал Кнеша. — Учти, для тебя это тоже чревато...
— Очень короткий, — заверил Мей. — Да и Ерлиенн, надеюсь, подстрахует нас... Я вернусь сразу, как только заберу Нери. И повидаюсь с отцом.
«Заодно поговорю с ним о Доминике», — пообещал он про себя, прекрасно понимая при этом, что жестокий волшебник с талантом механика — скорее предлог...
Кнеша смерил его задумчивым взглядом. Мей приготовился выслушать язвительную тираду, но он всего лишь спросил:
— А ты уверен, что она пойдёт с тобой? Оставит свой дом, чтобы скитаться с прорицателем, чьей смерти хочет половина Мироздания?
Мей тоже подошёл к краю площадки. Холодный и яркий свет Льёреми, густой, будто молоко, снова раскромсал набежавшие облака, и усыпанное бликами море сверкало, как драконья чешуя. Интересно, бывают ли всё-таки другие драконы, не каменные?... Ерлиенн упоминал племя Скалистых — а сколько ещё осталось Эсалтарре в разных мирах?
Мей улыбнулся своим мыслям. Какая приятная рассеянность.
— Она пойдёт, — сказал он, глядя на утопающий в сиянии горизонт. — Я знаю.
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
Мей помнил, как однажды (это случилось, когда его уже начали одолевать боли в спине, а косички Нери — по числу лет — стали совсем тонкими, с промелькивающим в зелени серебром) она спросила его:
— Почему ты так бережёшь их? — указав на рисунки Кнеши, папку с которыми он в очередной раз выкладывал из своего рюкзака. Рисунки были разные, целая кипа, в основном — эскизы и наброски, однако попадались и законченные: здания и лица, виды, насекомые, орнаменты... Иногда Мей вообще не мог понять, что именно изображено: реальность раскалывалась на фрагменты, затем перемешанные прихотливой рукой. К примеру, ворох разрозненных переливов, невесомый штрих клюва, янтарный глаз — и вот уже, кажется, павлин; а может, лишь кажется.
Он пожал плечами.
— Почему бы и нет? Это же память.
— Мей, — мягко сказала Нери, с затаённой болью глядя на него. — Послушай... Он всегда был чужим тебе. Прими это. Всё, чего он хотел, — это приобщиться к твоему Дару.