Если бы Виктор спросил, почему — она бы ответила, что лучше быть третьим лишним, чем вечным беглецом. Что однажды возникшие черные прорехи — в голове, в сердце? — нельзя заполнить, вырвав кусок из себя же. Что холодный, рассудочный страх сделать тот самый шаг и остаться на месте — сильнее страха смерти, но все же и он — сущая мелочь рядом с той внутренней пустотой, что порой отзывается мелкой дрожью в пальцах. С той пустотой, сознавать какую есть величайшее проклятие и величайшее чудо.

Но больше он ничего не спросил.

* * *

Он был не из тех, кто врывается в чужую судьбу, как ветер в распахнутое окно; а Лика редко открывала окна. Виктор шел по жизни на мягких звериных лапах, порой незаметный даже тогда, когда желал обратного. Они не были близки и не были ближайшими друзьями, но просто друзьями — были; во всяком случае, оба они думали именно так. Встречались ни часто, ни редко, иногда в компаниях, иногда вдвоем. Бродили по городу — обычно осенью, когда частили дожди, напоминая Лике «историческую родину», а люди кутались в шарфы и плотные куртки.

Иногда ходили вместе на концерты, несколько раз ездили в дальние походы: Виктор любил лес, не мог не любить, хотя холодная, нездешне-тоскливая искра в глазах там становилась ярче. Он мог часами смотреть на костер, но был совершенно равнодушен к медведицам, козерогу, овну и прочим тварям небесным.

И в лесу, и в городе Виктор постоянно, непрерывно курил — все, что угодно: сигареты, сигары, трубку…

— Почему? — еще в начале знакомства спросила Лика. — Ты же оборотень, а дым…

— Выворотень, — мрачно перебил он. — Дым мешает чувствовать запахи — это ты верно подметила.

У Виктора не было того, что остальные «выворотни» называли тотемом. Все, что он знал о себе-другом — размытый образ квадратной черной морды, отраженный заледенелой лужей в одном из долгих, муторных, повторяющихся снов. Эти сны настигали его время от времени, неизменно почти не оставляя после себя воспоминаний, но отдаваясь по утру звоном в ушах, усталостью и чувством глубокого опустошения. В такие периоды он почти каждый день напивался на ночь до зеленых чертей. Напившись, часто звонил Лике — но не рассказывать, а слушать. Все равно, о чём.

Лика говорила о чем придется, но чаще всего — о том, о чем не решалась говорить ни с кем другим.

— Иногда ты мне напоминаешь одного человека. Ну, оттуда.

— Чем же?

— Например, талантом угадывать время. — Лика, плечом прижав телефон к уху, размешивала сахар в кофе. За окном лил дождь. — Позвони ты чуть раньше — я не смогла бы разговаривать, только-только отправила верстку заказчику.