Киллиан нервно усмехнулся, вновь притрагиваясь к старому ожогу и мучительно глядя на пламя костра.

— А ведь умом я понимаю, что оно не может болеть… не может гореть, как горело в тот день… но что же это тогда?..

Колер оставил вопрос спутника без ответа: он попросту не знал, что ему на это сказать.

— Часто с тобой так? — участливо справился старший жрец, кивнув на правое плечо молодого человека, и тот, прерывисто вздохнув, опустил взгляд.

— Нет, — ответил он. — Можно сказать, такого со мной вообще не бывает. Точнее, было пару раз, когда только приехал в Олсад. Меня просили разжечь камин, и вблизи от огня плечо начинало болеть — весьма ощутимо. Но тогда я думал, что виной всему небольшое время, прошедшее со дня пожара. Ожоги зажили, но, возможно, недостаточно, чтобы совсем не напоминать о себе. Укрепился я в своей мысли, когда даже вблизи огня эти боли прошли и не давали о себе знать… — Харт замялся и помедлил, — до сих пор. Сейчас это… слишком реально, чтобы не замечать, слишком…. Проклятье, что это значит? Я схожу с ума?

Бенедикт, поразмыслив, поднялся со своего места и присел на корточки возле Киллиана.

— Ты позволишь? — осторожно спросил он, протягивая руку к плечу Харта. Киллиан неуверенно повел плечами, не в силах смотреть в глаза старшему жрецу. Собственный жалкий вид был ему невыносим.

— Я знаю, что ничего нет, — качнул головой он. — Знаю, вы скажете то же самое, лишний раз убедив меня, что я, похоже, все же тронулся умом в тот день. Если считаете, что это необходимо…

Колер не стал дожидаться окончания этой тирады. Он осторожно положил руку на тот участок плеча, за который Киллиан держался секунду назад, невольно отметив, что молодого человека трясет мелкой дрожью, и тут же ощутил сильный жар под своей ладонью. Харт прикрыл глаза, губы сжались в тонкую линию.

Бенедикт качнул головой.

— Не почудилось… — прошептал он, отняв руку от плеча молодого человека.

Харт непонимающе посмотрел в глаза старшего жреца и вопрошающе кивнул.

— О чем вы?

— После казни… — Колер помедлил, — отнимая твою руку от старого ожога, я почувствовал, что твое плечо и вправду горит. Я допустил, что одежда попросту нагрелась, потому что ты стоял слишком близко к огню. Но оно горит и сейчас, значит, тогда мне все же не показалось. Похоже, эта боль, чем бы она ни была вызвана, реальна. Киллиан, ты не сходишь с ума.

Бенедикт поднялся и принялся рыться в дорожной сумке. Он извлек оттуда тряпицу и смочил ее водой из бурдюка. Харт, не отрываясь, наблюдал за его действиями.

— Что вы делаете? — нахмурился он.