Единственный провал Бенедикта Колера.

Мальстен ненавидел это, но не мог сделать ничего, чтобы это исправить, затеряться и стать невидимкой, на боль которой никто не обращал бы внимания, как этого и хотел Сезар. Потому что, видят боги, сколько бы Мальстен ни пытался, сам он не мог полностью игнорировать ее. Не мог оставаться к ней бесстрастным. Не мог вечно терпеть…

— Проклятье, я не могу! — скривившись, выдавил он.

— Ох, Мальстен, — вздохнула Аэлин, прижимаясь к нему. Что слышалось в ее голосе? Что-то похожее на разочарование? Она всего лишь попросила его произнести два слова, и даже здесь он подвел ее.

Почему она терпит эту мерзость? Зачем ей это все?

Из груди вырвался судорожный вздох, похожий на вздох утопленника, цеплявшегося за последние крохи жизни. Мальстен боялся, что вот-вот лишится чувств.

— Тссс. — Аэлин поцеловала его в волосы, успокаивающе погладила по напряженным, как струны, плечам и зашептала ему на ухо: — Ничего. Ничего, Мальстен. Я знала, что не скажешь. Но когда-нибудь мы сумеем это преодолеть. Ты молодец. Ты попытался.

Слушать это было невыносимо. Слишком…

Слишком что? — снова зазвучал в его голове издевательский голос Сезара.

— Боги, — мучительно простонал Мальстен, невольно сгибаясь, словно пытался сжаться в тугой комок.

Отпусти меня, прошу, отпусти, я больше не могу!

— Я… зачем это тебе? Это отвратительно! — воскликнул он.

Аэлин глубоко вздохнула, в голосе ее зазвучала печаль:

— Когда-нибудь я заставлю тебя поверить, что просто люблю тебя, и ты никогда не будешь мне отвратителен. Если бы у меня были нити, я вшила бы эту мысль в твое сознание даже против твоей воли, но у меня нет таких сил.

— Прошу тебя, прекрати…

— Разве эти слова должны мучить, Мальстен? — продолжала шептать Аэлин. — Разве должны они причинять боль?