— Откуда новости?
— Сорока на хвосте принесла.
— Ой, что-то ты темнишь, Поппи, — Сметвик укоризненно погрозил указательным пальцем. — Что?
Увлёкшись благодатной темой сплетен, колдомедики ещё долго бы перемывали кости «столпам» и «сливкам» общества, но писк артефактов и поменявшая окраску иллюзия с биометрическими показателями, прервали занимательный разговор. Покрывшись инеем, Гарольд Эванс выдохнул облачко морозного пара и распахнул глаза.
— Песец, — сказал он непонятное слово.
Конец интерлюдии.
Немногим или многим ранее. Неизвестно где, но не в этом мире.
Вечная Леди была ослепительно красива. Стилист Богини (если таковой есть) не даром ест свой хлеб, или чем его Смерть кормит. Светлый брючный костюм деловой леди, лёгкий оттеняющий макияж, зачёсанные назад и собранные в тугой узел волосы открывают высокий лоб, отдавая первенство чёрным крыльям изящных бровей. Картинка, рахат-лукум очей моих, но что-то она не в духе. С чего бы, а?
— Миледи, вы безупречны! — подхватив узкую ладошку с тонкими длинными пальчиками, я запечатлел поцелуй. Ожидаемого обморожения не произошло. Так-так-та-а-а-к, видимо моя бренная тушка зависла на грани смерти и жизни. Сие не очень хорошо. Хорошо меня приложили, ублюдки рыжие. Хм, я совсем скопытился или не очень? — Безмерно рад Вас видеть, моя Богиня!
— Здравствуй, Гарольд, — холодно, точно по протоколу и ни на йоту не отступая от этикета, улыбнулась Смерть. Нехороший сигнал. Боюсь, что сейчас меня будут бить, возможно, ногами. — Не могу сказать тебе обратного и что я рада встрече. Прости уж слабую женщину за прямоту. С чем пожаловали, Гарольд?
Сразу к делу. Я впух. Что сказать? Для Миледи моя дурная черепушка, что раскрытая книга. Читай, не хочу. Наверняка она первым делом «попаслась» среди извилин и серого вещества. Гнать пургу не выход, чревато для здоровья.
— Форс мажор, миледи! — развожу я руками, делая печальное лицо.
— Форс мажор, ай-ай-ай, как же это вас так угораздило, Гарольд? — язвительно так, с подвыподвывертом, спросила Смерть.
— Так обстоятельства сложились, Леди Судьба пошептала, да не икнётся ей ни разу. Кисмет, как говорят на востоке.
— Сестрицу мою не тронь, пожалуйста, а то она действительно тебе так пошепчет — оглохнешь. А по мне, Гарольд, язычок вас подвёл, да гордыня обуяла. Самым умным и сильным себя возомнили, вот вас и наказали за слова ваши дерзкие. Поделом, Гарольд, вам досталось, поделом. В следующий раз думайте, когда, что и кому говорить.
— Ваша правда, Миледи, — повинно опускаю взор долу и тут же, вздёргивая подбородок, дерзко возражаю, — да не вся правда, моя Богиня. Без разрешения Белобородого старца, не будем поминать его имя всуе, никто бы меня не тронул.