У Павла зазвонил телефон, он отошел на несколько шагов и через минуту вернулся, возбужденно махая руками:

– Я тут просил у своих спецов кое-что выяснить. Представьте! Серафима Борисовна Нефедова уже третий год из дома не выходит – ноги отнялись после инсульта. Говорят, черт в юбке, а не женщина. Весь дом от нее стонет – до сих пор жалобы во все инстанции строчит на соседей.

– Ты же помнишь, бабушка моя целительницей была, – тихо сказала Аля. – Учила меня немного. Я и раньше себя при Серафиме не очень хорошо чувствовала. А после рождения ребенка я вдруг видеть начала. Присмотрелась к Серафиме, а это и не человек совсем. Я знала, что она с вами приедет, это же пища ее, не может она просто так ее отпустить.

Егор плотнее закутал Тошку в одеяло, та свернулась клубочком и тихонько посапывала, спала.

– Сначала она к Нине прицепилась, высосала ее, потом за Тоню принялась. Эта тварь в человеке все самое плохое, низменное пробуждает, все страхи, а потом, когда его совесть грызть начинает, тут она энергию и высасывает. И чем больше человек терзается, тем вкуснее ей, тем сильнее она.

Откуда-то, словно сбоку, зазвонил мобильник. Павел похлопал себя по карманам, огляделся и поднял с земли телефон.

– Егор, твой! Выронил, наверное.

– Слушаю, – обреченно проговорил Егор, закрыв глаза, как будто это отсрочило, изменило что-либо. Так поздно могли звонить только из одного места. – Да. Я. Что? – вскричал он диким, не своим голосом. – Когда? – Телефон упал на землю, Егор стиснул мигом проснувшуюся от его крика Тошку. – Господи, господи, – шептал он, уткнувшись в пепельно-русые, все еще мокрые и пахнувшие липовым цветом волосы дочери.

– Папа, папочка, что случилось? – Тошка гладила его по лицу.

Аля с Павлом переглянулись. Аля прижала руки к груди. Павел скорбно сжал губы.

– Егор! – он тоже опустился на землю и обнял друга за шею. – Крепись! У тебя Тошка… жизнь – штука такая…

– Нина вышла из комы, – Егор поднял заблестевшие глаза. – Тошка! – он тряхнул дочь за плечи. – Мама очнулась! Она в сознании. Про тебя спрашивает. Тошка! Мама будет жить!

Охнул Павел. Засмеялась Аля, прикрыв лицо руками.

– Смотрите, снег! – закричала Тошка и поймала на ладошку мохнатую бесформенную снежинку.

С темного неба густо сыпались чистые белые хлопья.

– Первый, – сказала Аля.

– Что-то рано, – сказал Павел.

– В самый раз, – сказал Егор и потерся носом о теплую щеку дочери. Ее волосы уже покрылись белой шапочкой снега. Он набрал воздух в легкие и сильно дунул. Снежинки взвились над ними белыми мотыльками, и Тошка весело засмеялась, откинув голову назад. Совсем как мама. Его девочка. Папина дочка.