Грубые черты обезображенного лица великана оставались почти неподвижны, когда он говорил:

— Тебе пора отдыхать, мастер. — Он встал, согнувшись, но макушка его все равно почти касалась потолка.

— Спасибо за заботу, Джеб… И тебя благодарю, что выслушал, Деян. — Голем остался сидеть. — Вижу, мне наконец-то удалось тебя удивить?

— Тебе это удалось много раз. Вам обоим, — добавил Деян.

— И что ты собираешься делать теперь?

— Что?

— Да. Что?

Голос чародея оставался спокоен, но поза выдавала нечеловеческое напряжение.

За окном быстро светало.

— То, что должен, — сказал Деян, удивляясь тому, как легко за какое-то мгновение далось ему решение. — Отец учил, что начатое дело всегда стоит доводить до конца. Будь на то моя воля, я бы здесь не оказался, но раз я здесь — в меру своих сил я помогу тебе встретиться с Венжаром ен’Гарбдадом, если ты по-прежнему считаешь, что нуждаешься в моей помощи. Потом я отправлюсь назад.

— Благодарю. — Голос Голема дрогнул. — Я позабочусь о том, чтобы Венжар выделил тебе транспорт и провожатых: доберешься до дома безопасно и быстро.

— Надеюсь, так все и будет. — Деян подавил зевок. — Да не смотри ты на меня так! Плевать мне, что ты князь: вы с Джибандом спасли меня, и я в долгу перед вами… Считай, что я о нем беспокоюсь — чтоб ты его ненароком не угробил, — а не о тебе.

— Хорошо. — Голем слабо улыбнулся. Джибанд взглянул удивленно, но ничего не сказал.

— Спокойной ночи. Хотя какая ночь — утро уже… — Деян тоже поднялся, разминая затекшие ноги.

— VI —

В следующие дни он много размышлял об услышанном. Пытался представить себе ту безвозвратно ушедшую эпоху и далекие земли за большой водой; думал, как бы чувствовал себя на месте чародея, что стал бы делать, пережив то, что пережил Голем, и обладая его могуществом…

Но более всего мысли занимал Джибанд, в огромной фигуре которого словно соединялось все непонятное и таинственное.

Чародей каждый вечер знакомил великана с основами колдовской практики: тот уже умел делать все необходимое, но сам не знал, что умеет и для чего нужны такие умения. Деян не хотел слышать этих уроков, но деться было некуда — не уши же затыкать? Потому, стараясь не вникать в суть, развлекался тем, что наблюдал за великаном. Джибанд был любознателен и внимателен к деталям, но, увлекаясь, легко приходил в возбуждение и сбивался с мысли. Его огорчали упоминания о жестокости и несчастьях: он был мягок и, по-видимому, расположен ко всем без исключения людям, если те ничем не заслужили обратного, однако себя судил с какой-то недоброй строгостью, как человека «неправильного» и, следовательно, несмотря на все разъяснения чародея, негодного. Все новое влекло его. Он быстро учился, но чем больше узнавал — тем более охоч становился до знаний: насытить его любопытство было, казалось, невозможно. Обнаружилась у него и страсть к созерцанию: пока чародей спал, он мог часами наблюдать за ходом облаков или, когда началась оттепель, вслушиваться в журчание ручья.