Его пафос и мой сарказм, но он даже не заметил.

— Я люблю тебя, — сказал он сходу. — Не знаю, как это вышло, но в тебе есть что-то такое… непостижимое. Я потерял голову сразу, как только увидел тебя. Да, ты замужем, я понимаю. Твой муж спас мне жизнь. Поэтому я считал себя не вправе подходить к тебе и досаждать разговорами. Моя честь…

Он говорил и говорил что-то: о долге, верности, о чести, даже о воинской доблести. Много-много красивых громких слов. О себе, обо мне, о Иваре, о короле Регнаре где-то там… Я почти не слушала. Стояла, рассеяно глядя на него. Я верила, что он это от чистого сердца, но красивых слов я не люблю. Мне было не интересно. Скучно, и еще много работы.

Мне не нужны эти слова.

— Зачем ты полез в тюрьму? — прервала я.

Наверно, и так понятно, но это единственное, что я хотела услышать.

Рыцарь осекся на полуслове. Выдохнул, облизал губы.

— Я думал, это ты, — сказал он. — Еще тем вечером в нашу таверну пришли стражники, принялись рассказывать, что в Старом порту поймали ведьму. Что я должен был думать? Раньше мне не доводилось встречать ни одной, и даже не слышал, чтобы кто-то видел их на самом деле. То есть, рассказы ходили, но я никогда не видел людей, которые бы видели ведьму сами. А тут две в одном городе. Она такая же как и ты, да?

— Да, — согласилась я. — Была.

Рыцарь чуть нахмурился, склонил голову на бок, разглядывая меня.

— Ты ее знала?

— Нет, — сказала я. — И тоже никогда не слышала о ней.

Рыцарь кивнул. Он долго молчал, глядя себе под ноги. Машинально положил ладонь на рукоять меча, сжал пальцы…

— Я почти добрался до нее, — сказал он. — Почти добрался. Я хотел спасти. Но мне не удалось. Я увидел ее за решеткой, издалека, ближе прорваться не смог. И сразу понял, что ошибся. Это была не ты. И…

— Да, — тихо сказала я. Что еще сказать.

Я была в безопасности.

— Меня скрутили, — сказал он, — бросили в соседнюю камеру. Сказали, что на рассвете казнят. Я просидел-то там всего несколько часов, но словно… целая жизнь прошла. Я… знаешь, я обо всем успел передумать. О моей семье, отце, матери, о том, какие надежды на меня возлагали, а я… так глупо…

Я осторожно вздохнула, думала — ну вот, опять. Сейчас он опять возьмется рассуждать о долге. Но он не стал.

— Я сидел там, и думал, какой я идиот, — сказал он. — Полез, сам не понимая куда, ничего не смог сделать, и вот теперь моей жизни пришел конец.

— Страшно было? — спросила я.