Волета быстро рассказала о своем житье-бытье, о том, как надоело вечно сидеть взаперти, и о том, как она завидует Адаму, который может увидеть солнце, стоит только захотеть. Она завершила эту единственную длинную фразу ярким описанием коробочки с четырьмя конфетами, которую ей подарили: три конфеты оказались райским наслаждением, а четвертая – отвратительной. Адам мало говорил, но его улыбка была достаточно красноречива. Сенлин заподозрил, что эти встречи редки для них, и спросил себя, не удостаиваются ли потерянные близкие большего, чем близкие, угодившие в заточение.

Затем довольно быстро появился Родион, за которым по пятам следовала свита из молодых женщин, капельдинеров, гримеров и множества других рабочих сцены. Он шел впереди, как король, все еще одетый в малиновую накидку с кусочками фольги, но теперь с новым дополнением: серебряная рукоять пистолета торчала из кобуры на бедре.

Родион вклинился в их счастливое маленькое трио, что мгновенно стерло улыбку с лица Адама. Сутенер указал на Волету.

– Следующее представление через полчаса. Ты должна поесть и вернуться в гардеробную. Ступай, – сказал он тоном, пародирующим родительскую заботу.

Волета кисло усмехнулась в ответ – впрочем, в усмешке не было подлинного бунта, – повернулась и чмокнула брата в щеку.

– Не ешь конфеты, Волета. Это не подарки. Это авансы от мужчин, которые пытаются тебя купить, – сказал Адам.

Волета издала очередное искреннее «ха-ха» и ответила:

– Если кто-то пытается купить меня шоколадом, покупка ему не понравится.

Она надула щеки и обхватила руками воображаемый большой живот. На этот раз Адам не рассмеялся; он побледнел и пал духом. Волета обратила лиловые глаза на Сенлина:

– Вы его босс. Прикажите ему быть счастливым, а потом лупите палкой, пока не подчинится. Просто следуйте за ним по пятам с ручкой от метлы и колотите, когда опять начнет вздыхать, – сказала она, хлопая в ладоши.

Не успел Сенлин ответить, как Волета приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку, как и брата.

И ее снова поглотила процессия танцовщиц и подсобных рабочих, которые в радостном волнении удалялись в недра театра, где гримерные превращались в спальни, а некоторые зрители щедро платили, чтобы на время стать звездами сцены.

Когда группа поворачивала за угол, одна рассеянная танцовщица с золотистыми волосами обернулась и посмотрела на них… нет – на Сенлина. В ее взгляде было что-то зловещее, и он понял, что уже видел эту женщину. Да, он видел ее на пароме, когда спасался из Купален. Кажется, там она тоже на него таращилась?