Он налетел на нее, и она схватила его за руки. Они сошлись в неустойчивом захвате, клонясь туда-сюда в растущем снегу. Сенлин выхватил саблю из ножен агента, который уже не мог ею воспользоваться. Он собирался прийти на помощь Эдит, как вдруг между ними мелькнул клинок, быстрый, словно гильотина. Комиссар с саблей отпрянул, дав Сенлину лишь мгновение, чтобы принять оборонительную стойку, прежде чем Паунд опять нанес рубящий удар. Сенлин попятился под натиском. Чашеобразную гарду сабли Комиссара утыкивали серебряные шипы, чья цель сразу сделалась очевидной, когда он ударил Сенлина по щеке.
По шее заструилось тепло. Он оттолкнул Комиссара и принял боевую стойку, которой его научила Ирен. Сенлин парировал выпады противника, надеясь, что мышцы вспомнят рефлексы, которые великанша так старалась в них вбить.
Но прежде, чем он смог развить уверенность в своем подходе, прежде, чем хоть какое-то подобие ритма смягчило бы его дергающиеся, как у куклы, конечности, из-за спины Комиссара, словно из-за угла их старого коттеджа, вышла Мария. На ней была длинная белая ночная рубашка с подолом, обвязанным крючком. Она шагала босиком и пила чай из любимой щербатой фарфоровой чашки. Выражение лица – мягкое и безмятежное; такой она была не дольше первого утреннего часа, и лицезреть красоту мог только любимый человек.
Сенлин заплатил болезненную цену за невнимательность: нервы в руке вспыхнули от внезапного давления. Он опустил взгляд и увидел, что Комиссар проткнул ему плечо. Когда сабля вырвалась из плоти, боль сделалась стойкой и мучительной.
– Это в назидание, – сказал Комиссар. – Только представь себе, как мне влетело за то, что я позволил тебе удрать. – Он опять атаковал, но Сенлин быстро отразил удар. – Где моя картина?
– В безопасном месте, – сказал Сенлин, пытаясь не замечать пианино, которое появилось за спиной Комиссара.
– Его не существует, – парировал Комиссар.
Мария в упор не замечала, что ее муж вынужден сражаться на мечах. Она поставила чашку с чаем на пианино. Расправила ночную рубашку, как пианист на сцене, прежде чем усесться на скамеечку. Бросила взгляд на Сенлина через плечо.
– Что мне сыграть? – спросила она, смахнув с лица прядь волос.
От знакомой веселой улыбки у Сенлина заныло сердце.
– Играй, что хочешь, – сказал он.
Комиссар, на мгновение сбитый с толку сказанным, расценил фразу как приглашение к атаке.
Когда их битва возобновилась, Мария заиграла в своем характерном напыщенном стиле. Она исполняла старую бурную песню – известную в пивной у них дома так, что все хлопали в такт. Он словно наяву слышал эти хлопки. Нет, он их на самом деле слышал, а также стук кружек по столам и скрежет стульев по полу. Пока Сенлин слушал, его мышцы расслабились. Движения сделались более плавными. Потом его снова ударили, задели тыльную сторону кисти, но боли почти не было, словно кто-то всего лишь коснулся растущих на руке волосков. Паунд выглядел далеким, как человек, который стоит на другом конце туннеля и размахивает руками. Крышка пианино Марии распахнулась, и солнечный свет вырвался наружу золотой диадемой. Свет мерцал в такт мелодии. Стайка воздушных змеев присоединилась к свету, вылетая из пианино на струнных проволоках, и каждая бешено вибрировала, испуская цвет и звук.