Всеволод высунул голову. Подземный ход заканчивался в оранжерее, в самом дальнем ее углу, за голым остовом какого-то куста. Наверное, летом, когда куст разрастется, люк этот будет совсем незаметен. Впрочем, он и сейчас незаметен. Нужно лишь забросать его землей.

Сева выбрался первым, помог Татьяне вытащить на поверхность уже начинающего приходить в себя Митяя, помог ей самой. Потянул вверх, прижал к себе, задержался чуть дольше приличного, принюхиваясь к тонкому травяному аромату, исходящему от ее кожи. Отпустил бы раньше, но она замерла, не вырывалась. Только сердце ее билось часто-часто…

– Луна… – Из ступора их вывел сиплый голос. Митяй сидел на земле, запрокинув белое лицо к небу. – Настоящая луна, что ли?..

– Настоящая. – Татьяна выскользнула из Севиных объятий, бросилась к Митяю.

– Снова морочишь, да? – В голосе Митяя слышалась тоска. – Показываешь всякое…

– Не морочу, Митенька. – Татьяна встала перед ним на колени. – Не морочу. Посмотри на меня. В глаза мне посмотри, и сам все поймешь…

* * *

…Что она наделала?! Какую непозволительную ошибку допустила, заглянув Митяю в глаза! Нет, не в глаза заглянув, а в самую душу. Душа эта была выжжена едва ли не дотла. Чернота и ужас – вот что осталось с той стороны. А еще маленький огонек надежды, слабый, едва заметный в беспросветной тьме, населенной чудовищами. Про чудовищ Митяй теперь знал все. Знал, чем живут. Знал, чем питаются… И от знания этого выворачивало наизнанку не хуже, чем от ужаса. Таня теперь тоже знала, словно в бездонный омут окунулась с головой. И там, в омуте чужих кошмаров, ее схватили невидимые лапы, завертели, потянули. Она закричала, забилась, пытаясь высвободиться из этих смертельных объятий, но они держали крепко. Держали, шептали что-то на ухо, а потом ударили – не больно, но ощутимо. Кошмар сразу же закончился, Таня открыла глаза. И так же, как до этого Митяй, первым делом увидела серп луны. Двурогий, острый – точно такой, каким его видела Габриэла Бартане много лет назад.

– Прости. – двурогий месяц заслонила сначала одна всклокоченная голова, потом другая. Сева и Митяй смотрели на нее сверху вниз. Сева – встревоженно, Митяй недоверчиво. А сама она лежала на спине, и сквозь тонкую ткань пальто чувствовала идущие от земли холод и тихую, едва уловимую вибрацию. Вибрация эта была похожа на мурлыкание огромной кошки, она не пугала, а успокаивала.

– С тобой что-то случилось. – В голосе Всеволода слышалась вина. – Приступ какой-то… Ты закричала и упала. А кричать нельзя. Ты ведь понимаешь, Таня?

Кричать нельзя. Она понимала. Но как не закричать после увиденного? Почему Митяй не кричит?..