– В безопасности… – Из побелевших губ вместе с облачком пара вырвался вздох облегчения. – А ты? Как ты теперь без меня, Гринечка?
– Как-нибудь, тетя Оля. – Он улыбнулся. – Я же фартовый! Мне жизнь менять не впервой.
Или уже не-жизнь, подумалось с легкой горечью.
– Все будет хорошо, обещаю! – добавил он с привычной веселостью. – Я как-нибудь разберусь, что я за зверь теперь такой. Вот детишек вызволю и разберусь.
– Вызволишь, Гринечка? – Она тоже улыбалась. Давно ему так хорошо не улыбались. Аж сердце защемило.
– Обещаю, тетя Оля. Сделаю все в лучшем виде. Как зверюшку-то вашу звать?
– Не знаю, – она попыталась пожать плечами, но не смогла.
– Ладно, разберемся. – Он погладил ее по голове, словно она была маленькой, а он был старым и умудренным опытом. – Как вы, тетя Оля?
Не нужно было спрашивать. И так ведь все видно…
– Я хорошо, Гриня. Теперь уже точно хорошо. Ты только не бросай их.
– Да куда уж мне теперь после такого-то. Да еще и с таким помощником! – Он посмотрел на трехглавого пса.
– Прощай, Гринечка.
– Прощайте, тетя Оля. Зосе моей там привет передавайте, если что…
Она умерла на вот этом его «если что». И смерть ее он почувствовал как свою собственную. Сделалось больно, а сердце не билось, кажется, целую вечность. Впрочем, теперь оно и без того билось редко. Чего уж там…
Григорий осторожно прикрыл незрячие синие глаза, попробовал было перекреститься, но не стал. Не ясно ж еще доподлинно, что он теперь такое, и имеет ли право… А потом встал с колен, снова посмотрел на пса, сказал:
– Ну что, Горыныч, пойдем спасать детишек…