— Ну вот так люди и умирают, — говорила Оксана, нанося один удар за другим. Что-то хрустнуло в районе рёбер. Сразу стало трудно дышать. — Знаешь, я не любительница насилия. Я вообще интроверт. Лишь бы меня никто не трогал. Надеюсь, мы быстро закончим со всем, и будем жить долго и счастливо.

БАМ!

—… найдём Наде нового мужика, нормального. Чтоб по дому помогал, любил её без всякого зелья.

БАМ!

—… а там, глядишь, сутулого заменит. Будет с моим Крыгиным мотаться, ведьм искать.

Её влажные волосы хлестали Грибова по лицу. Он всё же умудрился перехватить одну её руку. Второй рукой ударил куда-то в область груди, погрузился кулаком во влажное, склизкое.

—… я же говорю, выдавлю глаза! — пропыхтела Оксана (хотя, как она, к чёрту, Оксана? Монстр!). — Смотри на меня, Грибов! Смотри и умирай!

Она потянула руки к его глазам, а Грибов, не понимая, что делает, на каком-то инстинктивном уровне, что есть силы вцепился зубами в тонкие Оксанины пальцы. Хрустнуло под зубами кольцо.

Из глаз Грибова хлынула темнота, забытые голоса рванулись наружу.

Дай нам поймать её!

Не отпускай!

Не упустить!

Давай же, ну!

Оксана завопила.

— Твою мать! Твою мать! Твоютвоютвою!

Она отпустила Грибова, бешено размахивая руками, упала на пол, закрутилась волчком, оставляя кровавые и блестящие следы на паркете.