Он вырос сильным и с Богом в сердце, но... что-то тревожило его днем и ночью. Что-то преследовало его и пыталось взять под контроль. У него бывали приступы плохого настроения и раздражения. Иногда он полдня проводил в часовне. А недавно юноша стал жаловаться на странный повторяющийся кошмар — какую-то чепуху про змею и орла. Фальконер не мог разобраться в его проблемах.

Проповедник устал. Он почувствовал неожиданный приступ ярости. К черту старость, слабость и тяжесть на подъем!

Он направился к трейлеру. Доктора говорили, что сердце его сдает. Почему же он так боится попросить Уэйна вылечить его, поставить заплатки, снова сделать сильным?

Ответ на этот вопрос был очевиден: он слишком боялся того, что излечение Уэйном Тоби было странной — и страшной! — случайностью. И если Уэйн постарается излечить его, но ничего не получится... Семь лет он слышал голос Рамоны Крикмор, колдуньи Готорнской долины, сказавшей на проповеди, что он и Уэйн — убийцы. В душе Фальконера далеко от света, в темном углу, не известном ни Богу, ни Сатане, а только очень испуганному животному, семь лет дрожал тонкий нерв: «Что, если?.. Что... если?..»

Что, если Уэйн все прекрасно знает? Знает с того момента, когда коснулся ног маленькой девочки-калеки, разучившейся ходить?

«Нет, — сказал сам себе Фальконер. — Нет. Через моего сына действует Господь. Он вылечил глупое животное? Он вылечил тысячу людей».

Проповедник потряс головой, желая прервать размышления, прежде чем они принесут ему боль. Он добрался до сияющего серебром трейлера и вошел внутрь. Висящий на стене плакат «Верь!» произвел на него успокаивающее воздействие.

6. Майская ночь

6. Майская ночь

24

24

Они молчали от самого дома. Джон Крикмор следил за дорогой, вьющейся в желтом свете фар; он намеренно ехал медленнее, чем разрешалось на этом участке.

— Ты уверен, что не пожалеешь? — спросил он наконец, поглядев на сына. — Я могу развернуться на следующем проселке.

— Я хочу поехать, — ответил Билли. Он был одет в чистый, но тесный темный костюм, накрахмаленную белую рубашку и яркий галстук.

— Тебе решать. Я сказал все, что мог.

Джон ехал с застывшим и хмурым лицом; он выглядел так же, как рано утром на прошлой наделе, когда, выйдя на террасу, увидел чучело, повешенное за шею на ветке дуба. Оно было обернуто в использованную туалетную бумагу. С того самого вечера, когда Билли и Лемер Четем побывали на лесопилке, атмосфера вокруг дома Крикморов с каждым днем все больше накалялась. Четем ходил по городу и рассказывал всем, имеющим уши, о том, что случилось на лесопилке. Вскоре история начала приукрашиваться различными выдумками вроде того, что Билли командовал демонами, кишащими между машин. Джон понимал, что все это глупости, но объяснить это никому не мог. Когда он в последний раз приезжал к Куртису Пилу, чтобы поиграть в шашки, все сначала замерли, а потом стали разговаривать, совершенно не обращая на него внимания, как будто он был невидим. Через десять минут Пил сказал, что пора расходиться. Однако позднее Джон увидал их всех, сидящих на скамейке перед магазином Ли Сейера. В центре, улыбаясь, как гиена, сидел Ральф Лейтон.