— Что бы это изменило? — Рамона покачала головой и взяла сына за руку. По щеке Билли покатилась слеза, и он не вытер ее. — Теперь ты здесь. И несмотря ни на что, ты всегда будешь сыном Джона Крикмора. Он навсегда останется в твоей крови. Так умер ли он на самом деле?

Билли чувствовал, как ему в спину дует неутомимый ветер. Он понимал, что отец живет в его воспоминаниях, и все же... разлуку так тяжело перенести. Так тяжело потерять кого-то и оплакивать его; гораздо легче наблюдать смерть на расстоянии, чем столкнуться с ней лицом к лицу. Он слишком долго жил в центре карнавала с его шумом и сияющими прожекторами, поэтому здесь, в долине, окруженной поросшими лесом холмами и накрытой сверху серыми облаками, Билли казалось, что он находится в центре величайшей тишины. Он провел ладонями по шершавому могильному камню и вспомнил, как отец прижимался своим небритым лицом к его щеке. «Мир вращается слишком быстро!» — подумал он. Ветер меняется слишком часто, и последнее лето его детства, похоже, осталось в прошлом. Билли радовало только одно: вчера утром, перед отъездом из Мобиля, он позвонил в госпиталь в Бирмингем, и ему сказали, что Санта Талли пошла на поправку.

— Зима уже в пути, — сказала Рамона. — Она будет очень холодной, судя по тому, какими толстыми стали сосны.

— Я знаю. — Билли взглянул на мать. — Я не хочу оставаться таким, какой я есть, мама. Я никогда не просил об этом. Я не хочу видеть духов и черную ауру. Я хочу жить как все.

— В твоей крови заговорил отец, — усмехнулась Рамона. — Я тоже не хочу. Никто никогда не обещал тебе, что это будет легко...

— Но у меня не было выбора.

— Это правда. Но его и не должно было быть. О, ты можешь жить как отшельник, порвав с внешним миром, как это пыталась сделать я после твоего рождения, но рано или поздно судьба постучит в твою дверь.

Билли сунул руки в карманы и поежился от порывов холодного ветра. Рамона обняла его. Боль сына почти разбила ей сердце. Но она знала, что боль укрепляет душу, закаляет волю, и когда он наконец переживет ее, то станет еще сильнее.

Вскоре Билли вытер глаза рукавом и сказал:

— Со мной все в порядке. Прости, что я... вел себя, как ребенок.

— Пойдем, — предложила Рамона, и они вместе стали спускаться к дороге. До дома было больше двух миль, но они не спешили.

— Что мне теперь делать? — спросил Билли.

— Не знаю. Посмотрим.

Рамона некоторое время молчала, и Билли понял, что Рамона размышляет о чем-то важном. Они дошли до ручья, журчащего между плоских камней, и Рамона внезапно остановилась.

— Мои ноги уже не те. В детстве я могла бегом преодолеть весь этот путь, даже не задохнувшись, а теперь я уже икаю, как лягушка. — Она села на камень, на котором были нацарапаны чьи-то инициалы. Билли лег в траву на живот, наблюдая, как поток воды огибает камни. — Есть кое-что, о чем я должна тебе рассказать. Я молчала при жизни отца, но он прекрасно об этом знал. Выслушай меня и не прерывай, а потом сам решишь, как тебе поступить.