Он решительно сел за письменный стол, заваленный книгами, бумагами и положил перед собой стопку чистых листов. Вдохновения не было, лишь нарастало раздражение. Случайно задел авторучку, и она упала, закатилась под стол. Он не стал ее искать, а открыл ящик стола, чтобы достать другую. Там был такой же беспорядок, как и на столе. Ручку он нашел, но, когда открыл колпачок, то испачкал руки чернилами - традиционно пользовался наливными, чернильными авторучками, не признавал шариковые. Раздраженно схватил из ящика первый попавший листок бумаги и вытер об него руки. Лишь потом обратил внимание, что на листке что-то написано женским почерком. Это оказалось предсмертное письмо Ольги, найденное им в тайнике. Нервно подхватился, пошел на кухню, выбросил его в мусорное ведро, помыл руки и вернулся за стол. Зазвонил телефон, он схватил трубку, она откликнулась всевозможными шумами, но, в итоге, проигнорировала его голос и вскоре зазвучали сигналы отбоя. Неожиданно ему вспомнился очерк из какой-то газетенки, где в рубрике «очевидное-невероятное» описывалось, как в одной семье умер отец семейства, но это не помешало ему несколько раз позвонить по телефону, пока его дочка сдавала экзамены в вуз.
Он представил себе лицо дочки, беседующей с папой-покойником, и нервно захихикал, - «напишут же такое!» - и попытался сосредоточиться на статье.
Прошло несколько часов, стопка бумаги перед ним растаяла, но статья не была дописана. Точнее, получился набор жалких фраз, за которыми стояла пустота. В ярости скомкал исписанные листы, вновь отправился на кухню и выбросил их в мусорное ведро. Легче не стало.
Неожиданно погасла лампочка, и все погрузилось в густую темноту. Сразу зазвучал телефонный звонок. Он поднял трубку спаренного аппарата, установленного на кухне, услышал всевозможные шумы, писки и пробивающийся сигнал на соединение.
- Говорите! - прокричал в трубку Глеб. - Что за дурные шутки! - на этот раз на другом конце провода не положили трубку, а отозвались тихим, хорошо знакомым смехом, еле пробивающимся через треск помех телефонной линии, от которого у него волосы встали дыбом.
- Ты не соскучился по мне, Глеб? А я по тебе очень! - услышал он, холодея от страха, и связь прервалась, в трубке установилась полная тишина, исчезли даже гудки. Лишь только сейчас Глеб вдруг осознал, что за окном стоит глубокая ночь, а он сидит в темноте на кухне. А для того, чтобы дойти до комнаты, где горит настольная лампа, надо миновать темный коридор. По спине поползла ледяная дрожь, от предчувствия, что сейчас должно что-то произойти.