Мишаня понимал, что неизвестно, когда теперь сможет себе позволить приехать проведать родителей. Неуклонный рост цен на товары, продукты, проезд, впрямую связанный с ростом курса американского доллара, и, практически, замораживание заработной платы, делало любое планирование поездки утопическим, не хуже фантазий Герберта Уеллса.

- В общем так, милый! Ребеночка я тебе подарила, а о его пропитании ты должен сам позаботиться. До-о-рога предстоит длинная и скучная. Просчитай все случаи жизни в пути! - протяжно и певуче напутствовала его женушка, из саратовских. Шесть лет тому назад, родив ему белобрысого мальчишку, она посчитала, что теперь он перед ней в неоплатном долгу, и стала понемногу набирать в весе. Теперь, глядя на ее очень представительную фигуру и короткую стрижку, Мишаня понемногу стал забывать тот далекий образ с тоненьким девичьим станом, восточным разрезом глаз, дерзким разлетом бровей и душистым морем темных волос, пахнущих полевыми травами. Мишаня жену очень любил и в новом обличье, хотя в душе боялся себе представить, что она приобретет чересчур пышные формы тещи.

Поезд остановился. Народ бодро проталкивался к выходу, чтобы за десятиминутную остановку в станционном буфете, в борьбе, толчее и ругани вознаградить себя сомнительной сладкой водой, умершей колбасой и пирожками не-хочу-знать-с-чем.

- Земеля, ты с четвертого купе, вроде так?! - проводник был предельно вежлив, хотя и пьян. - Эта телеграмма тебе ни о чем не говорит?!

Мишаня, в душе сетуя на задержку, быстро просмотрел текст телеграммы, раз, другой.

Взгляд поплыл раньше, чем он осознал содержание. Рванулся навстречу людскому потоку, назад в купе.

Дорога обратно, в родительский дом, промелькнула, словно в тумане. Весть о смерти отца отключила у него в голове сознательную часть и включила бессознательную чертовщину. Эта часть его - ругалась, чего-то добивалась, платила, проявляя чудеса настойчивости и хамства, в обычной жизни ему не присущие, в результате чего он с семьей оказался дома через шесть часов после получения известия, с перекомпостированными назад билетами. Дорога на расхлябанной машине частного извозчика получилась вдвое быстрее поезда, и забрала почти все оставшиеся деньги.

«Я обещал привезти отцу селедку!» - вдруг оглушило воспоминание, наконец включая сознание. Еще вчера, прощаясь, как теперь оказалось, навсегда, отец что-то быстро, горячо, невразумительно забормотал, подергивая и покачивая головой. Мишаня его не понял, и только мать, его переводчик последние четырнадцать лет, после того, как отца разбил паралич, почти полностью отняв речь, перевела.