Огромные птицы каркают. Они срываются со ступеней лестницы, хлопая крыльями. Когда они слетают вниз, их формы меняются, птицы превращаются в людей — это Маковые воины, и они окружают нас, отрезая путь к спасению.

Видя мое потрясенное лицо, Азрил поясняет:

— Да, именно Орден наложил на нас такое проклятие, заставил вечно играть. Вот только прошло уже очень много времени с тех пор, как нам доводилось поиграть с такими красавицами. И очень, очень много времени прошло с тех пор, как мы могли навещать ваш прелестный мир и приводить оттуда игрушки.

Он наматывает на палец мои волосы. Его дыхание касается моего уха, когда он наклоняется совсем близко ко мне.

— Очень, очень много времени.

В горле у меня дерет, колени дрожат.

— Не думаю, что он теперь принесет тебе много пользы, — говорит Азрил, опуская безжизненный амулет в мою ладонь. — Ну, так с кем мы поиграем для начала?

Он отходит от меня и останавливается перед Энн.

— По тебе кто-нибудь станет грустить, малышка? Кто-нибудь вздохнет, прольет слезу по еще одной погибшей девственнице? Возможно, и пролил бы, если бы ты была красивейшей из них. Но мы не в волшебной сказке. А ты не красавица. Совсем не красавица.

Энн настолько переполнена ужасом, что как будто впала в транс.

— Наверное, если мы тебя заберем, это будет просто благословением? Никаких больше внутренних терзаний, пока другие получают все, чего им хочется, а то и больше. Незачем терзать собственную плоть. Не нужно сжимать губы, стараясь удержать крик, который рвется наружу, когда над тобой насмехаются.

Энн кивает. Азрил склоняется над ней.

— Да, мы можем со всем этим покончить. Ты избавишься…

— Прекрати! — бешено кричит Фелисити.

Азрил переходит к ней, гладит ее по шее.

— Какой отчаянный дух у этой малышки! Интересно, как долго ты продержишься? Если я переломаю тебе кости и пущу кровь? Неделю? Две? Или… или ты сбежишь в спасительный внутренний мир, как делала каждый раз, когда он прикасался к тебе?

Стыд Фелисити вырывается наружу одной-единственной слезой, сползшей по щеке. Откуда Азрил знает все о ней?

— Заткнись, — шепчет она, и голос выдает ее боль.

— Все эти ночи в твоей комнате… Некуда бежать. Некому довериться. Никто тебя не услышит. А, малышка?

— Прекрати, — шепчет Фелисити.