Светлый фон
— Сержант Шеперд! Докладывайте немедленно!

«Господи! Почему я оказался здесь?»

«Господи! Почему я оказался здесь?»

— Шеперд!

— Шеперд!

После минутного колебания он выходит из помещения полицейского участка…

После минутного колебания он выходит из помещения полицейского участка…

День сменился ночью. Холодный декабрьский ветер вызвал дрожь во вспотевшем теле.

— Сержант!

Патрик повернулся к Вирджилу. В глазах мужчины блестели слезы.

— Я ничего не сделал… Я должен был их всех убить… — проговорил он.

— Кого убить? Кого ты должен был убить?

— Солдат… В Баладрузе… Они насиловали девчонку, а я стоял и… ничего не делал…

Вирджил помолчал, обдумывая, что сказать.

— Думаешь, эти люди заслужили смерть? — наконец спросил он.

— Да. Нет. Я не знаю… Трудно сказать… Баладруз — шиитская деревня. Когда мы туда прибыли, повсюду валялись трупы. На селение напали сунниты. Девчонка тоже была сунниткой, но… есть ведь законы… В Ираке не было законов, не было правил. Вчера мы воевали против шиитов, сегодня — против суннитов. И всегда гибли невинные люди. Их убивали, словно овец. Местные жители смотрели на наших солдат с немым укором, словно это мы во всем виноваты. Мы старались делать вид, что это не так, но в глубине души понимали, что они правы. Уже более миллиона человек погибли с начала войны. Иногда я задавал себе вопрос: «Почему я здесь?» Ведь эти люди не нападали на мою страну. Саддам… Он, конечно, настоящий злодей, кровавый ублюдок, но и мы не ангелы. Убийство остается убийством независимо от того, кто нажимает на курок.

— В тот день ты испытывал ненависть к этим людям? — спросил Вильям.

— Ненависть? Я словно онемел. Я шел по дороге, а повсюду видел куски человеческих тел. Подошвы моих ботинок липли к земле от свежепролитой крови маленьких детей. А потом я услышал крик. Инстинкт возобладал над хладнокровием. Я представил, что там насилуют мою дочь. Ненависть?.. Да, я ненавидел их. Ты бы видел их глаза… Они были похожи на диких похотливых животных. Я должен был их остановить, перестрелять всех к чертовой матери!

— Три смерти в наказание за попрание человеческой души. Разве одна жестокость может исправить другую?

— Да… Нет… Мне стыдно за себя. Просто, не вмешавшись, я стал сообщником насильников. Ну… Что мне надо было делать?