Светлый фон

Дэвид с усталым видом глянул на офицера.

— Вы хотите, чтобы я летел с вашей группой захвата? — спросил он.

— В самую точку.

— А что если его семьи нет на Манхэттене? Может, они успели уехать?

— Главное, что он верит в то, что его жена и дочь в Бэттери-парке. На этом построен весь наш план. Мы знаем, что сегодня он уже пытался связаться с ними. Ваш друг нам не нужен. Нам нужна вакцина.

Дэвид Кантор обошел стол и, встав у южной части карты, взглянул на Бэттери-парк.

«Оттуда рукой подать до школы Гави. Всего пару миль. Не выдай своего волнения. Покажи твердость».

«Оттуда рукой подать до школы Гави. Всего пару миль. Не выдай своего волнения. Покажи твердость».

— Одно условие… Я сыт по горло вашими передислокациями, заданиями и затыканием мною дыр. Мне сейчас же нужны полностью оформленные документы о том, что я снят с военного учета. Только при таком условии я полечу…

— Согласен… Доктор Нельсон! Будьте добры, принесите, пожалуйста, из столовой пару сэндвичей для нашего друга. Сейчас мы подберем ему бронежилет по размеру.

 

Финансовый квартал, Манхэттен

Финансовый квартал, Манхэттен

23:22

23:22

Первым проявлением болезни была усиливающаяся головная боль. Затем перед глазами плыли красные пятнышки. Человека знобило, потом бросало в жар. Воспаление лимфатических узлов снимало все сомнения. Красноватые припухлости размером с двадцатипятицентовую монету вырастали на шее или под мышками. Иногда они появлялись в паху. Через два часа припухлости приобретали темно-красный оттенок, набухая кровью и гноем. Жар усиливался, переходя в лихорадку. Глаза казались невидящими, словно остекленевшими. Больные обильно потели. От них отвратительно пахло. Их лица приобретали смертельно-бледный цвет. Когда бубоны увеличивались до размера головки репчатого лука, они чернели, созревали и прорывались, отравляя кровь «черной смертью».

К горлу подкатывала тошнота. Не справившись с очередным спазмом, больной извергал из себя остатки последнего съеденного обеда вперемешку с кровью. Зубы и губы покрывались запекшейся кровью, но больной не обращал на это ни малейшего внимания. Все его тело болело. Боль, казалось, проникала в самые его кости. Мышцы ныли. Внутренние органы отказывали… Через четыре часа с момента заражения смерть казалась желанной избавительницей от страданий…

Ноги немели, затем леденели. Холод медленно полз вверх, пока не достигал паха. Сфинктер разжимался. Кишки выпускались наружу, лишая жертву остатков человеческого достоинства. Последний вздох сопровождался ужасным приступом боли. Холодная рука смерти сжимала сердце.