Весь следующий день Горислав Игоревич посвятил купанию в водах Индийского океана. Перерывы делал, только чтобы поесть. И оно того стоило, ибо Яков Муль в этот день по части кулинарного искусства превзошел повариху Степаниду. А значит, самого себя.

Правда, несмотря на активный отдых и усиленное питание, ночью ученый спал плохо, беспокойно. Его мучила совесть: за два дня он не прибавил ни строчки к своей рукописи.

А в семь утра к причалу Сладулина пришвартовался катер из Мале. С его борта на берег сошли двое: Сладунов и Чингиз Раджиев.

На подходе к усадьбе их встретили профессор Костромиров и управляющий Ковалев. Увидев их побитые опухшие лица, Борис Глебович удовлетворенно кивнул:

— Вижу, вижу, геройство налицо. Придется, хе-хе, выписывать премиальные, так? Ну, Василии, напои-ка нас пивком холодненьким с дорожки, а вы, Горислав Игоревич, тем временем расскажете все подробности. А потом пойдем смотреть вашего пленника.

— А на трупы Татьяны Степановны и Антона не желаете сначала посмотреть? — со скрытой иронией полюбопытствовал Костромиров.

— Трупы от нас не убегут, — криво усмехнулся Раджиев.

А Сладунов лишь взглянул на профессора с искренним недоумением.

Все прошли в гостиную, управляющий принес бокалы с пивом. Подавая бокал Раджиеву, он попросил:

— Чингиз Тамерланович, не пособите мне маленько? Там, на кухне…

— Чего на кухне? — не понял Раджиев.

— Буквально на секундочку. Мне одному — никак.

— Чего «никак»?

— Чингиз! Сходи и посмотри, — распорядился Борис Глебович, — а профессор мне пока все расскажет.

Раджиев с ворчанием вышел следом за управляющим. Сладунов жадно выпил пиво, удовлетворенно крякнул и повернулся к ученому:

— Так, значит, в землянке прятался? Вот жаба. А как вы его обнаружили? Нет! Лучше все сначала и по порядку. Я слушаю!

Но тут в гостиную вернулся майор Ковалев, почему, то один. Кроме того, он был совершенно лыс, где-то потерял свои бакенбарды, усы и огромный картофельный нос. Сладунов бросил в его сторону взгляд и широко открыл рот.

— Что… Кто… Кто это?!… Му-уль!! Ты!!! А где Чингиз?!

— Ему стало нехорошо, — ответил Муль, облизывая губы. — С дороги, видно, устал, сердешный.

Горислав Игоревич отставил бокал, встал и поднял заранее приготовленные дорожные сумки.