Виктория Земскова

Перевертыши

В моей жизни все изменилось, когда в один прекрасный день мама протянула мне письмо.

Письмо — не письмо, его так даже назвать сложно, просто несколько строк, выведенных округлым почерком на белом листе с твердыми краями, о которые легко поранить руки. Поэтому я осторожно взял его и поднес ближе к глазам. У меня с детства сильная близорукость, в школе стеснялся носить очки, и из-за этого развилась привычка читать слишком близко. От листика приятно пахло солидностью и большими деньгами. Я еще раз осторожно понюхал его (разумеется, бумага ничем не пахла, это разыгралось воображение) и прочитал письмо.

Вольдемар!

Пишет тебе дедушка, который до недавнего времени даже не подозревал о твоем существовании, как, наверно, и ты о моем. Я стар и немощен, и нуждаюсь в компаньоне. Если ты не побрезгуешь мною и скрасишь мои последние дни, а их, несомненно, не так уж и много осталось, я завещаю тебе, как единственному наследнику, свое состояние. А это несколько миллионов и еще кое-какая недвижимость, разбросанная по стране.

Твой дедушка.

Я обрадовался. Несколько строк в один момент превратили меня из байстрюка и полного безнадеги, Мистера Никчемность, которому ни на что не следует рассчитывать, в молодого наследника. Перед глазами закружились соблазнительные картины из жизни баловней судьбы, подсмотренные в маминых сериалах. Обязательный белый костюм, пробковый шлем — только на кой он мне сдался; сигара — начну курить; золотые перстни, длинные ногти на мизинцах; а также девочки секси, пати и прочие радости жизни. И вскоре мни предстоит занять место в этом праздничном параде; стоит лишь провести несколько дней, ну, может, недель, или на худой конец пару-тройку месяцев в обществе дедушки, ведь старик сам написал, что жить ему осталось недолго. Нужно торопиться, вдруг он себе-еще какого-нибудь внука отыщет, еду прямо завтра.

Из мечтаний меня вывела мама. Женщина, судьбою призванная портить все хорошие моменты моей жизни. Видит бог, сделать на этом поприще ей удалось немало. В длинный список ее прегрешений входили и такие, какие ни один другой сын не простил бы своей матери. Например, дверь, с которой еще в моем пятилетием возрасте были сняты все запоры под предлогом того, что я могу нечаянно закрыться и задохнуться во сне под одеялом. И вот как раз в тот момент, когда я, наконец, уболтал Маришку, местную красавицу Даю всем-без-разбора, и, стянув ее прозрачные трусики, пристроился между ее длинных ног, задранных для большего кайфа мне на плечи, готовясь навсегда распрощаться со своей невинностью… Дверь распахнулась: