— Понятия не имею, — мне хотелось ввернуть про вчерашнее, мол, сам напросился, но подумал, что выглядеть будет чересчур жестоко. — Проверить это можно только эмпирическим путем, на основе эксперимента.
— Это как? — Петька явно заинтересовался.
— Очень просто. Дождаться двенадцати часов ночи.
Петька поежился, разлил по стаканам коньяк и выпил в одиночку. Он встал из-за стола и принялся ходить по кабинету, вдоль трех больших окон туда-сюда, останавливаясь и посматривая на улицу. Со стороны он напоминал заключенного, которому недавно огласили приговор. Окна первого этажа, убранные ажурными решетками, добавляли натурализма, не хватало только кровавого заката для полноты картины. Потом он подошел ко мне и навис сверху, переминаясь с ноги на ногу.
— Вот за что я тебя всегда уважал, старичок, так это за удивительную честность и доброжелательную прямоту, — с его губ слетел иронический упрек.
— Ты забываешь, что я пребываю в точно таком же положении. Единственное отличие — у меня один день форы.
Петруччо хотел возразить, но его остановил голос Анечки из динамика.
— Петр Николаевич, я прошерстила все, что могла, такой фирмы не существует.
— Что и требовалось доказать, — Петька вернулся за стол, нажав кнопку, кратко поблагодарил секретаршу и повернулся всем корпусом ко мне. — Один день форы, говоришь? Выходит, я — это генеральная репетиция, последний прогон перед окончательной премьерой?
— Проба пера, сигнальный экземпляр, выражаясь вашим профессиональным языком.
— Ну что ж, гулять, так гулять, — он впервые улыбнулся краешками губ, бородка ниточкой поехала к ушам, подтянул к себе лист бумаги, — сейчас составлю список приглашенных на торжество. Помолчи пару минут, дай сосредоточиться, выпей, я мигом.
— Покурю. У тебя курить можно?
— Вообще-то нельзя, но кури, — Петька достал пепельницу из ящика и поставил на стол, одновременно включив кондиционер.
Я закурил, взял стакан в руку и стал вышагивать вдоль окон, повторяя маршрут друга, в то время как Петруччо схватил ручку и занялся привычным делом — писаниной. Он что-то бормотал себе под нос, до моего уха доносились незнакомые фамилии, спорил сам с собой, добавляя и вычеркивая, будто прикидывал, достоин ли кандидат приглашения проводить господина Сапожникова в последний путь. Две минуты растянулись в полчаса, выкурив три сигареты, я не выдержал и подошел ближе. Петька убористым подчерком заполнял уже четвертый наградной лист.
— Ты что, сдурел что ли, — мое возмущение было искренним, — или Кремлевский дворец съездов надумал под банкет арендовать? Да на такую ораву приготовления займут неделю. Петь, ну что ты, в самом деле? Это же не юбилей.