Здесь всё было по-прежнему. Старая лестница пологим винтом, в окнах наверху — цветные стёкла, через которые мир кажется красным, оранжевым или синевато-сизым. Когда-то «башня» исполняла роль беседки. Теперь едва ли кто-то мог здесь помешать.

— Так что? — спросил Феликс.

Китти помолчала немного.

— Лаванда.

И это вместо всяких объяснений.

— Что — «Лаванда»? — Феликс нервно пожал плечами.

— Что ты про неё скажешь.

— Ну а что я про неё могу сказать. Лаванда как Лаванда, со своими причудами. Не самый плохой вариант. Получше многих, — он отвёл взгляд.

Китти выжидательно смотрела большими карими глазами: не будет ли продолжения. Не дождавшись, заговорила:

— Как тебе её последняя инициатива.

— Ты про «реформу истории»?

Китти кивнула.

Феликс отвернулся, перешёл от окна к окну (из зелёного в рыжее).

— Девочка дорвалась до власти, — заговорил он негромко. — Впервые в жизни почувствовала себя чем-то значимым. Вот и отрывается теперь. Это пройдёт. Между прочим, нам повезло, — он снова резко развернулся к Китти. — Повезло, что живых людей это не затрагивает, только старые бумаги и учебники истории, если таковые ещё останутся. Это всегда можно будет откатить назад.

Китти покачала головой:

— Лаванда не откатит. И ты это знаешь.

— Послушай, — он напряжённо рассмеялся, — она всё ещё моя кузина. Это же не чокнутый диктатор вроде Нонине. Я всегда могу прийти, если её сильно занесёт, и что-то ей объяснить…

— Поэтому она не принимает тебя уже два месяца?

Все слова пресеклись; Феликс замолчал.

— Зато Гречаев к ней вполне вхож, — продолжила Китти как ни в чём не бывало.