– Что? – Он подошел, осторожно, с опаской, обнял Лику за плечи, а осмелев, поцеловал в рыжую макушку.
– Мне кажется, я что-то видела, – прошептала Лика. – Смотри.
Он посмотрел поверх ее плеча. Сначала не увидел ничего, кроме речушки и дубов, а потом разглядел черную тень.
– Это Зена! – Лика больше не шептала, она бросилась вниз по лестнице к входной двери, выскочила на крыльцо. Леший выскочил следом. И уже вдвоем они закричали: – Зена!!!
Эльзина кошка тоже была необычной зверушкой, а это значило, что она не просто их услышит, но и приведет к ним свою хозяйку. А лучше бы весь отряд целиком!
Так и вышло, закачалась, зашуршала трава, и к крыльцу неспешным шагом вышла кошка, посмотрела на Лешего с Ликой снизу вверх, мяукнула и снова скрылась в траве. А в небе между кронами старых дубов уже кружила Ночка. Ну все, теперь им оставалось только ждать.
Пока ждали, Леший наловил рыбы. Нашел в старом доме плетеную то ли из лозы, то ли и вовсе из какого-то корня штуку, которую его дед называл «топтухой» и весьма уважал за хорошую производительность, стащил штаны и снова полез в холодную воду. А Лике с ружьем наперевес велел оставаться на берегу, бдить. Прежняя Лика, наверное, стала бы спорить и язвить, а эта лишь молча передернула затвор двустволки. Хоть бы не пальнула нечаянно.
А Леший принялся ловить рыбу. Если есть река и вот эта винтажная «топтуха», то просто обязана быть и рыба. А уж он-то своего не упустит, тряхнет стариной, вспомнит все, чему учил его дед.
Рыба в реке была. Много рыбы. Пожалуй, ее удалось бы наловить и голыми руками, но с винтажной штукой дело шло веселее. Уже через полчаса на берегу плескалось штук пятнадцать довольно крупных рыбешек, а Леший промерз, кажется, до самых костей.
– Вылезай! – велела с берега Лика. – И имей в виду, я рыбу чистить не собираюсь!
Сказать по правде, Леший тоже не собирался. Большие надежды он возлагал на Марфу. Уж Марфа-то точно чистить рыбу не откажется. Он выбрался на берег, замотал головой, и с мокрых волос во все стороны полетели брызги. Досталось и Лике, но она не разозлилась, а наоборот – рассмеялась. От смеха ее разбитая губа снова закровила, и Леший осторожно стер капельку крови. Дышать снова стало больно. Отчасти из-за злости, но больше из-за страха за Лику. Все это, вся эта пастораль – лишь временная передышка. Ничего не закончилось. Возможно, самое страшное еще даже не начиналось. Прежний Леший уже давно плюнул бы на все и попытался свалить. Или уговорил бы остальных свалить вместе с ним, но новый Леший был какой-то неправильный. Эта неправильность удивляла и даже немного злила. А еще отчего-то вселяла уверенность, что все у них получится.