– Жюстина, – сказала я веселым голосом, который резко контрастировал с обстановкой в пансионе, – ты не поможешь мне открыть окно?
Она захлопала глазами, словно очнулась от глубокого сна. Если уж я вспомнила день нашей встречи с такой ясностью, страшно представить, какие воспоминания пробудили мои неосторожные слова в ней. Возможно, я поступила эгоистично, заставив ее поехать со мной в Ингольштадт на поиски Виктора. В уединенном поместье Франкенштейнов она чувствовала себя как дома. Озеро отделяло Жюстину от ее прежней жизни. Она целиком посвятила себя двум юным воспитанникам и была счастлива на своем месте. В своем стремлении сбежать я не подумала, какой разлад эта поездка может внести в ее жизнь.
Жаль, что я не встретила ее раньше. Семнадцать лет с этой женщиной! Виктор спас меня, когда мне было всего пять.
– Оно заперто. – Она указала на верхнюю часть окна, где ставни плотно прижимались к раме.
Я присмотрелась поближе.
– Нет, их заколотили.
Жюстина аккуратно положила покрывало на расшатанный стул.
– Какой странный дом.
– Мы здесь всего на одну ночь.
Я села на постель, чувствуя, как натянулись под матрасом веревки. На столике между двумя узкими кроватями лежала единственная во всей комнате новая вещь: обещанная вата для ушей.
Что, интересно, она должна была заглушать?
***
Дождавшись, пока дыхание Жюстины выровняется, я – голодная, сна ни в одном глазу – выбралась из постели. Я с тоской вспоминала о ночах, когда, гонимая бессонницей или кошмарами, я прокрадывалась по коридору и забиралась на кровать к Виктору. Он почти никогда не спал. Он или читал, или писал. Его мозг не знал покоя, а сон отвлекал от размышлений. Возможно, поэтому он постоянно болел: только так тело могло заставить его остановиться и отдохнуть.
Я знала, что, если проснусь, застану его бодрствующим, и это знание спасало меня от одиночества. Последние два года тянулись вечно. Каждую ночь я лежала в постели и гадала, спит ли он в этот самый момент. Я была уверена, что нет. Что если бы я могла оказаться рядом, то он бы подвинулся и позволил мне свернуться рядом с ним, пока он работает. До сего дня ничто не успокаивало меня больше, чем запах бумаги и чернил.