Он начал с упоминания об аресте и тюремном заключении в Центральной Америке, оборвавшем его военную карьеру. Повествование это было скорее грустным, чем страшным, но Жоржа почувствовала, что ему пришлось пережить жуткие испытания. По его бесстрастному тону она поняла, что этот человек настолько уверен в своих силах и возможностях, что не нуждается в бахвальстве или похвале.

Когда он рассказал о своей жене Дженни, в его голосе Жоржа уловила глубокую печаль и тоску по утраченной любви. Только необыкновенная взаимная привязанность и полное слияние духа и чувств могли подвигнуть мужчину на самоотверженную преданность впавшей в смертельный сон женщине. Жоржа попыталась представить, как эти двое жили в браке, но потом поняла, что, какой бы сказочной ни была их совместная жизнь, Джек не посвятил бы себя целиком обреченной жене, если бы не был таким, каков он есть. Это были необычные отношения, но еще более необычным был и сам этот человек. Придя к такому выводу, Жоржа прониклась к Твисту и его жизненной истории удвоенным интересом.

Джек поведал слушателям о своих рискованных предприятиях во имя поддержания жизни Дженни весьма туманно, не углубляясь в подробности, хотя и не скрывая, что они были незаконными и не делают ему чести и что с преступным прошлым он навсегда покончил.

— По крайней мере я не убил ни одного невиновного, случайно оказавшегося рядом, слава богу, — сказал он. — А прочих деталей вам лучше и не знать, для вашей же пользы.

Выходило, что совместно пережитое испытание не обошлось для Джека Твиста без последствий. Но, как и в случае с Сэнди, события той июльской ночи оказали на него только благотворное влияние.

— Из всего, что ты нам сейчас полунамеками рассказал, — заметил Эрни Блок, — я понял, что ты профессиональный вор.

Джек Твист промолчал, и Эрни продолжал:

— И сдается мне, что тебе поневоле пришлось признаться в содеянном тем, кто промывал нам мозги. Мне думается, что начиная с июля позапрошлого года и армии, и правительству было все известно о твоей противоправной деятельности: ведь ты продолжал пользоваться старыми документами, по которым абонировал в банках депозитные сейфы, в которых позже и обнаружил открытки.

Джек вновь промолчал, и теперь уже всем стало окончательно ясно, что он был преступником. Выждав паузу, Эрни продолжал:

— Однако, заблокировав твою память о подлинных событиях рокового лета, они вдруг предоставляют тебе полную свободу действий и позволяют заниматься прежней деятельностью. Спрашивается, какого дьявола они так поступили? Я еще могу понять нарушения закона во имя национальной безопасности, как это имеет место в этой заварухе вокруг событий на Скале Громов. Но в других случаях армия и правительство обязаны охранять законность в стране, не так ли? Тогда почему же они хотя бы анонимно не проинформировали полицию Нью-Йорка или не устроили тебе западню на месте преступления?