Слова Джека возымели действие: все замолчали, словно набрав в рот воды.

— Вот что, — продолжал он с победным видом, — здесь есть комната без окон, где можно провести военный совет? Не важно, есть ли в ней телефонный аппарат или нет, — мы его отключим.

Миловидная женщина средних лет, очевидно, жена Эрни, подумала и неуверенно произнесла:

— Неподалеку отсюда есть гриль-бар...

— И в нем нет окон? — удивился Джек.

— Окна... разбились, — сказал Эрни. — Сейчас они заколочены фанерными щитами.

— Пошли туда. Разработаем нашу стратегию, а потом вернемся доедать ваш знаменитый тыквенный пирог. Вы так восторженно о нем отзывались, обжираясь здесь до бесчувствия. А я, между прочим, едва перекусил какой-то дрянью и голоден как волк.

С этими словами Джек направился к лестнице, не сомневаясь, что остальные последуют за ним.

* * *

Первые пять минут Эрни готов был убить эту продувную бестию с косым глазом. Но постепенно ненависть сменилась невольным уважением.

Во-первых, нельзя было не оценить осторожность и предусмотрительность, с которой этот парень появился в мотеле: ведь он не только пробрался в него совершенно незаметно, но и прихватил с собой автомат.

Однако, глядя, как этот липовый Торнтон Уэйнрайт, перекинув ремень «узи» через плечо, направляется к выходу из конторы, Эрни не смог унять кипящую в груди ярость и, даже не взяв с вешалки куртку, побежал догонять нахала, чтобы по пути к гриль-бару высказать ему все, что о нем думает.

— Послушай, зачем ты хочешь казаться умнее других? Нельзя ли обойтись без бахвальства? — поравнявшись с наглецом, спросил он.

— Можно, но боюсь, что тогда до вас сразу все бы не дошло, — ответил тот.

Эрни раскрыл было рот, чтобы продолжить выяснение отношений, но внезапно сообразил, что уже вышел из дома и вокруг темная ночь, а до гриль-бара еще далеко. У него перехватило дыхание, он покачнулся и жалобно застонал.

К его удивлению, новичок сжал его локоть и самым дружелюбным тоном произнес:

— Крепись, Эрни, мы на полпути к цели. Держись за меня, и все будет в порядке.

Униженный этим жестом новоявленного доброго самаритянина, Эрни вырвал руку, проклиная свой детский страх, но новичок охладил его пыл.

— Послушай, Эрни, — сказал он, — я знаю, какая у тебя проблема. Я тебя не жалею и не злорадствую, ты меня понял? В том, что ты боишься темноты, виноваты мерзавцы, что-то сотворившие с нашими мозгами, и если мы хотим их одолеть, то должны действовать сообща. Так что держись за меня, и вместе мы дойдем до гриль-бара, а там включим свет. Держись крепче!

Когда новичок только начал говорить, Эрни едва дышал, но теперь, когда он замолчал, у него возникла иная проблема: он вдруг задышал слишком глубоко и, словно притянутый какой-то силой, повернулся спиной к гриль-бару и посмотрел на юго-восток, туда, где в ужасной и необъятной темноте раскинулась бескрайняя каменистая пустыня. И неожиданно Эрни понял, что боится не самой темноты, а того, что было там ночью 6 июля того скверного лета. Он смотрел в направлении того самого особенного места неподалеку от шоссе, куда они вчера ездили в поисках разгадки свалившихся на них таинственных напастей.