– Ты пользовался успехом в тот раз? – спросила Соланж, взяв его за руку.

– Я провалился,– признался Вес и улыбнулся. – Темпоритм был совсем не тот, я перепутал текст, и держался я так, словно в задницу мне вставили кочергу. Минуты через две после начала выступления толпа в зале возжаждала моей крови. Я забыл полностью текст и начал бормотать что–то насчет того, что вырос в Винтер Хиллз и что все мои друзья говорили, что у меня талант смешить. Это был последний гвоздь в крышку гроба. Наверное, со сцены я выглядел… Я полз, наверное, на четвереньках, потому что совершенно не помню, как я уходил. Вот так состоялся мой дебют в Голливуде. – Он сжал ладонь Соланж. – Но я нашел работу продавца в магазине рубашек на Бродвее, и вернулся на сцену в следующий понедельник. Я понял, что если хочешь удачи на своей стороне, то работать нужно, как черт, и я работал. Через пару месяцев люди приходили уже специально на меня. И я работал не по понедельникам, нет. Я начал давать представления в программе “Новые комедианты”. Иногда это был триумф, иногда аудиторию приходилось “раскачивать”. Но я каждый раз работал на пределе. И однажды за кулисы пришел какой–то парень и спросил меня, не хочу ли я написать кое–что для Карсон–Шоу. Посмешить богачей.

– Богачей? – спросил Джимми. – Бог мой, в твой худший год, когда провалилась “Ты и Я”, ты вышел сухим с сотней тысяч.

– Которые исчезли почти так же быстро, как и появились,– напомнил ему Вес. – Ты забываешь, что такое сотня тысяч в этом городе и в эти дни.

– Верно,– согласился Джимми. – К сожалению.

Соланж вздрогнула и прижалась к Весу.

– Что случилось? – спросил он. – Тебе холодно?

– Я включу обогрев,– сказал Джимми, протягивая руку к регулятору кондиционера.

– Нет, все в порядке. Просто устала.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Ты весь день вела себя странно,– тихо сказал он. – Может ты простудилась?

Она покачала головой:

– Просто, хочу спать.