Он ввел иглу в мою руку, и я почувствовал, как меня охватывает оцепенение. Я закрыл глаза, и двое, державшие меня, ослабили хватку.

Я слышал, как Сарджент сказал:

— Рыбы! Он поймал несколько. Вон там кости.

И ему ответил другой голос — голос глубоководного. Его тон для меня пока еще был лишен какой-либо индивидуальности.

Потом доктор сказал:

— Да, он стремительно прогрессирует. Сара сделала хороший выбор. Но было ошибкой поместить Белтона по соседству. Тем не менее, что сделано, то сделано.

Я почувствовал его пальцы, осторожно ощупывавшие мою шею в том месте, где кожа загрубела из-за постоянного потирания и почесывания. Затем он приподнял веко моего правого глаза, и я увидел его размытое лицо. Он улыбнулся, но мой взгляд был расфокусированным, так что выражение его лица показалось мне ухмылкой одного из демонов ада.

— Действительно, стремительный прогресс, — повторил он, опустив мое веко, точно ставень, и позволив мне ускользнуть во тьму забытья...

И снова мне привиделся кошмар. Но на этот раз — самый чудовищный, из того, что снилось мне до сих пор.

* * *

...Я плыл между исполинскими базальтовыми башнями в ледяных, скрытых за завесой водорослей глубинах. Я знал, что где-то за этими громадными каменными фасадами омерзительный Ктулху видит свои гнусные сны о власти. Я что-то искал. Это была дверь... В конце концов я нашел ее, зияющую черной открытой пастью за плитой из покрытого коралловым наростом базальта, многие века назад отвалившейся от основного строения.

Я плыл вниз, в лишенные света склепы, чья немыслимая древность ошеломляла, пока, наконец, не добрался до внутренних помещений, служивших домом спящему богу. И в конце концов, в зареве огней светящегося гниения, я увидел самого Ктулху!

Но это был самый странный сон, который видел великий Древний, и его демонические когти на моих глазах угрожающе сжали подлокотники огромного трона, а сложенные крылья шевельнулись, точно собираясь раскрыться над головой со множеством щупалец и вознести его из глубин в ничего не подозревающий мир над водой! Глаза на огромном лице были закрыты, что, как я знал, было проявлением милосердия. Щупальца его челки и бороды, точно усики какого-то жуткого анемона, были почти спокойны, так что я шел тихо из боязни разбудить его.

Затем, когда я развернулся, чтобы прокрасться обратно, он почуял меня. Его крылья перестали дрожать, судорожно сжимающиеся когти потянулись ко мне. Его глаза превратились в огромные щелки, которые начали жутко и гипнотизирующе открываться, и, ужас из ужасов, щупальца на его лице зашевелились, точно пробудившиеся змеи.