— Лучше испытание спасением, чем испытание темницей, — резонно возразил Гиви.

— Как знать, — загадочно повторил Мюршид.

Гиви хотел сказать еще что-то, но тяжкий скрип отверзающихся запоров заглушил его слова.

* * *

Интересно, подумал Гиви с поразившим его самого безразличием, это за мной? Или за тем беднягой? И если за мной, то с какой целью?

В душе у него шевельнулась робкая надежда: неужто Миша все-таки одумался… да нет, маловероятно.

— Что это, о, Мюршид? — спросил он шепотом.

— Последний атрибут, — так же шепотом ответил Мюршид, — смотри!

По стенкам запрыгало пламя факелов, освещающих коридор — с непривычки оно показалось Гиви прямо-таки ослепительным. Он моргал, привыкая к свету, и, когда привык, то увидел, как пламя просачивается сквозь приоткрытую дверь, и в нем маячат темные силуэты.

Миша, — думал он, слыша, как торопливо заколотилось сердце, — эх, нет, не Миша!

Ни один из новоприбывших не был похож на Шендеровича — один слишком маленький, двое других — слишком большие.

Он вновь зажмурил глаза.

— Господин, — произнес кто-то свистящим шепотом, — господин мой! Ты здесь?

Гиви оглянулся во мрак, где скрывался его собрат по несчастью, полагая, что обращение могло адресоваться и к нему, но из угла не донеслось ни звука.

— Господин мой Гиви! Отзовись, о, скрытый во тьме!

— Это э… я, — произнес Гиви вовсе не с той готовностью, как, казалось бы, должен, — а это кто?

— Везирь Джамаль, твой слуга…

— О! — обрадовался Гиви, — это Миша тебя послал за мной? Так он передумал?