— Тогда одевайся, и идем.

Антуан не заставил просить себя дважды. Надев серо-зеленый, под цвет глаз, камзол, он заплел волосы во французскую косу, захватил широкополую шляпу с пером и сказал:

— Я готов.

—Тогда идем.

Вышли они тем же путем, которым вошел Рамир. Он двигался плавными, молниеносными движениями, практически неразличимыми для человеческого глаза. Чтобы не отстать, Антуан вынужден был поступать также. Вскоре он понял, что Рамир просто проверяет его, пытается узнать, какова его сила. Такие игры были ему знакомы. И он начал играть.

Вскоре Рамир остановился, обернувшись к Антуану. Он выглядел озадаченным, но всего лишь краткий миг, потом его лицо вновь стало непроницаемо-прекрасным. Затем Рамир предпринял попытку вторгнуться в его мысли, но наткнулся на непроницаемую глухую стену.

Антуан не выдержал и сказал:

— Мы и дальше будем играть в эти глупые игры или все-таки отправимся в Париж, к твоим вампирам?

— Великолепно! Ты и вправду так силен, как о тебе говорят! Госпожа будет довольна, — пробормотал Рамир.

— Так мы идем?

— Конечно! Нам негоже опаздывать. Ведь сама королева назначила тебе сегодня свою аудиенцию.

— Что? — теперь уже Антуан остановился в изумлении.

— Наша владычица желает видеть тебя.

— Но чем я заслужил такую честь?

— У королевы не спрашивают. Ей подчиняются, — уклончиво ответил Рамир. — Идем же.

Вампиры Парижа расположились в старом, если не сказать древнем доме, чуть ли не в самом центре города. Но, не смотря на свой почтенный возраст, здание оставалось шикарным и было в прекрасном состоянии. Но от него за версту веяло силой. Антуан даже удивился, как люди этого не замечают.

— Что там такое? — не сдержавшись, спросил он у Рамира.

— Могущество нашей королевы не миф. Идем.

Двери дома открылись перед ними, и они вошли внутрь, потом еще спустились по лестнице вниз. Антуан будто попал в древний мир: античные статуи соседствовали с древнеегипетской росписью и римской мозаикой. Современных вещей почти не было.

Попадавшиеся им на пути вампиры не сводили с Антуана глаз. Они будто знали, кто он. И еще у него создалось ощущение, словно все они часть одного организма, какого-то единого разума, который изучает его их глазами.