Китаянка молча выслушала путаный рассказ Питера и, когда тот, наконец, закончил, спросила:— Может быть, Кэтрин все-таки жива?..
Питер махнул рукой — в этом жесте прочитывалась полнейшая безнадежность. — Куда там… Ничто живое не могло бы выжить в таком страшном пламени… — Когда похороны?.. — вполголоса спросила китаянка, доставая из редикюля платок, чтобы смахнуть слезы, — в какой день?.. Может быть, я уже опоздала?..
Питер тяжело вздохнул. — Я собирался заказать панихиду на воскресенье… Только вот не знаю, что мы будем хоронить…
Глава 62
Глава 62
Сидя за роскошным столом красного дерева в кабинете Хорна на втором этаже «Одноглазого Джека», Жан Рено задумчиво раскладывал какой-то пасьянс — карты никак не ложились в нужной последовательности, и это немного раздражало Жана. Двери открылись, и в комнату зашел Эмери Беттис. — Ее сейчас приведут, — суетливо произнес он, — не волнуйтесь, мистер Рено, ее вот только подготовят как следует и доставят в этот кабинет.
Жан с отвращением посмотрел на говорившего.
«Сразу видно, что это — мерзавец и негодяй, — подумал он и, незаметно опустив руку в карман пиджака, нащупал пистолет с глушителем. — Какая же у этого мистера Беттиса отвратная физиономия…»
Спустя несколько минут Эмери вышел. Рено углубился в пасьянс. Он всегда раскладывал карты, чтобы успокоиться.
«Так, если этого червового короля переложить сюда, а десятку пик передвинуть на один ряд… Не получается. А если туза пик передвинуть… Тоже не получится. Мешает вот этот валет. — Прикидывал в уме Жан. — Валет, Джек…» — его немного удивило совпадение мешавшей в достижении нужной последовательности карты и названия заведения, где он теперь находился.
Размышления Рено прервало вторичное появление мистера Беттиса. На этот раз он был не один — Эмери вел под руку Одри.
С первого же взгляда Жак понял, что с девушкой твориться что-то не то — очевидно, она находилась в состоянии наркотического опьянения. Одри шла очень медленно, осторожно делая каждый шаг, будто бы боясь провалиться в какую-то яму. Страшнее всего Рено показались глаза девушки — они были пустыми и ничего не выражавшими.