•
Эйнджел стоит на вершине холма в Аппалачах, но уже за зеркальной гранью. С ним рядом — Тимми. Теперь — во плоти. Плечом к плечу. Эйнджел лишь чуточку ниже ростом своего темного "я". Своей тени. Я не хотел входить в зеркало, думает Эйнджел. Но пришлось.
— Ну вот. Наконец ты пришел, — говорит Тимми.
— Да, наверное. Но мне больше некуда было идти.
— Я знаю, — говорит Тимми Валентайн. — Так часто бывает. Сначала перед тобой открыты бесчисленные дороги, и ты можешь выбрать любую. Но постепенно выбор сужается, и в конце концов остается только одна.
— С тобой тоже так было?
— Да, — говорит Тимми Валентайн. — И теперь у нас у обоих только один путь наружу. Знаешь какой?
— Догадываюсь.
— Пойдем. — Он берет Эйнджела за руку.
«Господи, какая холодная у него рука. И держит так крепко — не вырвешься, — подумал Эйнджел. — Он ведет меня вверх по склону, туда, где редеет трава. По идее подъем должен быть трудным. Но почему-то мне так легко... как будто меня несет ветром, подняв над землей. Как странно. Как будто кровь бежит в два раза быстрее, и сердце колотится в бешеном ритме. Потому что я уже не человек. Я парю в восходящих потоках на черных кожистых крыльях... и когда Тимми опять заговаривает со мной, его голос — пронзительный визг летучей мыши. Но я понимаю, что он говорит».
— Ты сможешь так делать всегда, — говорит Тимми. — Превращаться в любое животное. Посмотри! Прочувствуй!
И Эйнджел думает: "А теперь мы падаем... вниз... словно на американских горках... о Господи, мы разобьемся насмерть, и долина несется навстречу смазанным пятном зелени, вот мы уже у земли, но удара нет, и ноги вдруг превращаются в мягкие лапы, и вот мы бежим по земле, скачками — вверх по склону, и ревем на бегу, мы — две пумы, и мы бежим по высокой и мокрой траве... и метим свою территорию едкой пахучей мочой.
Ощущение полной свободы. Я в жизни не чувствовал себя таким радостным и свободным. Разве что когда пел для себя, в одиночестве — когда рядом не было матери и вообще никого... когда меня не терзали воспоминания про Эррола... Да, я свободен, свободен, свободен. Как сделать так, чтобы так было всегда? Есть только один способ. И я уже начал освобождаться, когда рассказал Петре про маму. И когда всадил нож в то кошмарное существо, которое притворялось матерью..."
Резкая остановка.
Они стоят на вершине холма. Эйнджел видит свой старый дом в Вопле Висельника. И выступ на скале, откуда видна вся долина, где Дамиан Питерс проезжал каждое утро на своем лимузине, направляясь к себе в студию — в свой виртуальный собор.