Ответа не было.
Голова была тяжелая, и он чувствовал боль в желудке, но внутреннее зрение покинуло его и оставило наедине с неизвестностью. Яркий волшебный свет, который ослеплял его, ослаб и превратился в желтоватый свет обыкновенной масляной лампы, он увидел стены, окружавшие его, и кровать, на которой он лежал.
Запястья Лидиарда были крепко стянуты тонким шнуром, который был закручен вокруг одного из железных прутов, поддерживавших изголовье кровати. Таким же образом были связаны и лодыжки, плотно прикрепленные к такому же пруту у изножья кровати, так что босые ноги упирались в эту оградку. Путы удерживали его так, что он не мог изменить свое положение на более удобное, как бы ни изгибался и ни пытался поменять позу. Матрас под ним был старым, продавленным и жестким.
Оказалось, что Лидиард не один: возле него, глядя на пленника сверху вниз, сидела на краешке кровати ужасающе прекрасная женщина, которую он где-то уже видел раньше. Аккуратные зубы виднелись между нежно улыбающимися губами, огромные ярко-фиолетовые глаза пристально смотрели на него. На лице было насмешливо-добродушное выражение. При свете лампы ее блестящие шелковые волосы приобрели волшебный медовый цвет, какой никогда не увидишь при ярких лучах солнца.
Лидиард не мог отвести глаза от ее лица.
— Вы не пожелали отправиться со мной, когда я попросила. — сказала она с легким упреком. — Вы дали моему ревнивому возлюбленному увести вас. Бедняга Пелорус в последнее время чуть с ума не сошел, как вы могли бы догадаться, его воля ему не принадлежит. Моя же воля полностью в моем распоряжении, и ей не могут противоречить обыкновенные смертные, вроде вас.
— Вы, я полагаю, королева вервольфов, легендарных лондонских оборотней. — сказал Лидиард, сжимая зубы, чтобы выразить гневную иронию, — Должен признать, вы многому научились на примере нашей дорогой королевы.
Она рассмеялась, достаточно вежливо, но с сарказмом:
— Так у вас есть своя королева, вот как? Так трудно уследить за вашими эфемерными монархами и сосчитать их, что я давно и не пытаюсь. Я не развлекалась при дворе уже… некоторое время.
Лидиард огляделся и заметил, что стены потемнели от сажи и расплодившихся от сильной влажности грибков, при этом, они сверкали в свете лампы, так как их покрывала обильная слизь. Известковый раствор между кирпичами сильно крошился, а сами кирпичи выглядели так, как будто они уже сгнили до самой сердцевины. Пол был так же ярко освещен, как и стены, потому что прямо на нем стояла масляная лампа. Он был грязным, даже не выложенным плиткой и сильно вонял экскрементами. Стул, на котором сидела Мандорла Сулье, был прочным и простым. Кроме кровати, на которой лежал Лидиард, и этого стула, единственным предметом мебели в этой комнате был низкий столик, поставленный у изголовья кровати, на нем стоял поднос со свечей, свеча была зажжена, но уже почти догорела до основания, ее грубый воск оплавился в комок причудливой формы.