Лидиард, внезапно окунувшийся в этот бурлящий котел негодования, был одновременно удивлен и встревожен. Он и не предполагал, что Корлделия способна на столь сильное и всепоглощающее чувство. Для него, как и для всего общества, она была спокойной и благопристойной девушкой, и хотя частенько поддразнивала его, но он никогда не видел ее в ярости. Теперь же Дэвид впервые осознал, сколько усилий уходило у нее на то, чтобы сохранять свою маску вежливости и благовоспитанности, и какое в ней таилось глубокое желание вырваться за границы привычной жизни.

Корделия тихонько остановилась возле стены, откуда могла смотреть через лужайку, отделявшую земли поместья Остена от Бренты. Она смотрела на тот берег реки, на ограду, гораздо более высокую, скрывавшую большую часть Хадлстоун Мэнора, притворяясь, будто наслаждается легкими прикосновениями бриза к своим щекам. Про себя же она вспоминала грохочущие выстрелы, это она сама стреляла каких-нибудь сорок часов тому назад, ощущая отдачу оружия, видя, как пуля поражает тело превращающегося монстра. Предупрежденная слухами, Корделия знала в тот самый момент, когда нажимала на курок, это один из баснословных лондонских вервольфов, она ощущала возбуждение от того, что попала в него, сознание одержанной победы, вызвало чувство настоящего триумфа, и это было для нее просто чудом.

Было ли это ощущение, размышляла Корделия, тем, что знакомо всем мужчинам? Тем, что они так привыкли ценить? Было ли оно тем, из-за чего они так радостно шли на войну? Корделия почувствовала, что впервые начинает понимать это животное торжество безрассудства, которое было чисто мужским ощущением.

Лидиард не мог разделить с ней это понимание. В действительности, наблюдая за этой мыслью сквозь темное окно ее восприятия, он впервые в жизни задался вопросом, насколько велико это торжество, и стоит ли оно того, чтобы так называться. Он искал в ее теперешних мыслях доказательство того глубокого и непреодолимого чувства, которое было любовью Корделии, но оказалось, что он ошибся или в глубине, или в непреодолимости, а может быть, даже в природе этих эмоций. Лидиард не сомневался, не мог сомневаться, в том, что Корделия действительно его любит, но, тем не менее, именно воспоминание о собственных действиях было главным в ее внутреннем восприятии, а вовсе не сочувствие к своему похищенному возлюбленному и его сложной ситуации.

Корделия неторопливо пошла дальше, ступая по тропинкам размеренным шагом, пока не вышла к фасаду дома, а от него повернула на заасфальтированную дорожку, тянущуюся от входа в дом к садовой калитке. Она бросила беглый взгляд на увитые плющом стены и зарешеченные окна, почти ожидая увидеть обеспокоенное лицо, наблюдающее за ее передвижениями, но нет, там никого не оказалось. Очевидно, Остен и Фрэнклин погрузились в напряженную беседу, пользуясь отсутствием Ккорделии, чтобы обсудить то, о чем не должны упоминать при ней.