– Да, похоже, пришел. Но это ненадолго.

Как через огромную трубу, бу-бу-бу… до невозможности замедляясь, меняя тональности… потом постепенно ускоряясь снова, волнами.

– Так что? Перевести его в первую палату?..

– Думаю, что да – ему уже не выправиться… Не выправиться… не выправиться… не выправиться… тся… ся…

Потом в квадрате появилось лицо какого-то человека с густыми насупленными бровями, кого-то знакомого, но никак невозможно вспомнить, кто это. Неопознанный человек говорил что-то, но слов было не разобрать. Потом квадрат выключился, потух. И снова тьма, тьма надолго…

Сознание включалось только на короткое время, и Илья приходил в себя то когда его медленно вели по коридору в туалет, то когда его кормили с ложечки кашей, но, вдруг вспыхнув, все гасло. Потом опять вспыхивало неизвестно через какой промежуток времени, также ненадолго, чтобы снова погаснуть, будто кто-то баловался с тумблером сознания: включит – выключит, включит – выключит…

И всегда он видел перед собой одного человека. Это он бережно вел Илью в туалет, он кормил с ложки, он… Но кто этот человек, Илья не мог вспомнить, да и слишком коротки были вспышки сознания. Остальное время Илья находился в неконтролируемом пространстве безумия. Там происходили удивительные вещи, но Илья стремился выбраться оттуда в реальный мир, туда, где он может распоряжаться обстоятельствами.

– Ну вот и хорошо. Вот и умница. Выпей еще глоточек…

Илья полулежал в больничной палате, на его кровати сидел тот самый густобровый человек и поил его из железной кружки.

– Вот, еще-е глоточек. Тебе много пить нужно, – говорил он, наклоняя кружку как маленькому. – Чтобы гадость всякая побыстрее из организма…

Илья замотал головой.

– Ну, не хочешь больше?..

– Что… это… – проговорил Илья, даже не понимая, что говорит.

Его голос показался чужим, незнакомым, но больше всего поразило Илью, что он может произносить звуки, говорить даже осмысленные вещи.

– Что это? – повторил он более складно.

Не только его одного поразила эта способность говорить, но и поившего его человека – человек так и замер с кружкой в руке, глядя на Илью широко открытыми глазами. Потом, очухавшись от потрясения, поставил кружку на тумбочку.

– Ты понимаешь меня, Илья?

– Да… понимаю, – не сразу ответил он. – Но голова…

– Что? Голова болит?

– Нет, кружится…