— Послание, — повторил он, потому что не мог заставить себя спросить, от кого оно.
— Да. Генри сказал, чтобы я передал, что вы были одним из наиболее достойных людей, с которыми он встречался в жизни, и что он желал бы, чтобы все сложилось по-иному.
— По-иному. Да. Разумеется.
Тони искоса бросил взгляд на детектива и постарался скрыть свое разочарование. Генри не сказал ему, что именно он подразумевает под этим понятием, «по-иному»: имел ли он в виду то, что произошло с Вики, или что-то еще. И теперь было очевидно, что и Селуччи ведет себя не менее сдержанно. Хотя Фицрой рассказал ему в общих чертах о том, что произошло в ту последнюю ночь в Кингстоне, особых подробностей он не сообщил, и парень едва не умирал от любопытства.
— Генри также хотел, чтобы я сказал вам, что год — всего лишь маленький ломтик вечности.
Селуччи фыркнул и направился вдоль Гурон-стрит.
— Что, дьявол его побери, он хотел этим сказать? — спросил он через пару минут у Тони, успевшего поравняться с ним и шагавшего теперь рядом.
— Да я и сам не больно врубился, — признался парень. — Но это именно то, что он просил вам передать. Он сказал, что вы поймете позже.
Селуччи снова фыркнул.
— Хреновый писака, кропающий любовные романы.
— Да. Вот такие дела. — Они дошли до угла Сесил-стрит, и Тони, так и не дождавшись, чтобы детектив заговорил снова, вздохнул. — Она почти все время спит, — сообщил он.
— Кто? — На скуле Майка непроизвольно дернулся желвак.
— Да Победа же. Генри все еще жутко беспокоится за нее, но считает, что теперь все будет в порядке, раз дырка на ноге наконец-то уже затянулась. Мы переезжаем в Ванкувер.
— Мы?
— Да. Она сейчас совершенно беспомощна. Им нужен кто-нибудь, кто будет делать все, что необходимо, после восхода солнца. И...
— Почему? — Ванкувер. Через всю страну... — Морской воздух?
— Не в этом дело. Чтобы никто не узнал ее, когда она начнет охотиться. Видимо, вначале им приходится довольно трудно.
Они тысячу раз обедали вместе. И завтракали тоже. Может быть, две тысячи.
— Скажи Фицрою, что она довольно неаккуратна за едой.
Тони подавил смешок.