Это заинтересовало его, потому что рисунки на теле скорее всего являлись не просто украшением или ритуальными символами, а содержали закодированное послание и вряд ли могли быть выполнены низкоразвитыми существами.

Человек Безымянного Пальца давно отвык от принятых в Кобаре условностей и, протянув руку, грубо сорвал с женщины белое покрывало. Такое обращение явно покоробило ее; в то же время ей было небезразлично, какое впечатление произведет на него ее тело. Оно действительно оказалось безупречным – упругим, гладким, манящим – и лоснилось от пота в лучах желтого светила.

Сенор собирался воспользоваться своим правом на эту женщину – конечно, где-нибудь в более прохладном месте. Бывшая пленница рыцарей считалась теперь его добычей… Потом его внимание поглотила тонкая вязь рисунков, покрывавших, кроме рук и ног, все ее тело. В сочетании линий, казавшемся случайным, он улавливал нечто большее, чем изысканный орнамент.

К тому же рисунки менялись.

Они текли и дробились, будто отражения небесных огней в неспокойной воде, но стоило ему сосредоточить внимание на любом из них, как тот застывал, теряя зыбкое очарование и переставая исподволь влиять на человеческое сознание…

В это же время остальные рисунки, которые он видел боковым зрением, затевали свою прежнюю колдовскую игру. Похожее мучительное ощущение неуловимости иногда оставляли смутные сны, содержавшие в себе полузабытые, ускользающие тайны. Однако рисунки на живом теле подействовали на Сенора во много раз сильнее…

– Кто это сделал? – спросил он, имея в виду волшебные изображения. И наткнулся на непреодолимую Печать, наложенную на сознание пленницы кем-то, весьма искушенным в искусстве отражений. Паника, охватившая ее, свидетельствовала о том, что герцог коснулся запретной темы.

– Кто ты? – спросила она, не ответив на его вопрос и лихорадочно пытаясь справиться с пугающими призраками, поселившимися в собственном разуме.

Ее голос оказался резким и не слишком приятным. Холодный Затылок заключил, что при определенных обстоятельствах она может быть коварной интриганкой. Лучшей защитой против примитивного человеческого зла служила в Хаосе его мрачная репутация, и он не видел смысла что-либо скрывать.

– Я Сенор, Человек Безымянного Пальца, придворный Башни из мира, поглощенного Тенью. Здесь меня называют Герцогом Мертвая Кожа, а еще – Убийцей Семидесяти Семи. Отныне ты принадлежишь мне. Теперь я хочу, чтобы ты рассказала мне о Храме Спящих Младенцев…

– Значит, ты – не один из… этих? – Она скорчила брезгливую гримаску и показала на запряженных в повозку животных Хаоса, покрывшихся к тому времени длинными коричневыми иглами. Горячие лучи здешнего светила постепенно превращали их высыхающие тела в некое подобие пористого камня. И умирали они молча.