Светлый фон

Он улыбнулся, показав зубы чуть больше, длиннее.

– Она в тебя вцепилась как в способ уйти от будущего, которое я для нее предусмотрел. Она думала, ты найдешь для нее способ не потерять душу, когда она умрет. – Сдержанным движением он покачал головой, и свет блеснул на гладкой лысине. – Невозможно, но она не поверила бы.

Я проглотила слюну, сжала кулаки, чувствуя, как начисто уходит чувство, будто меня предали. Она его использовала, а не подчинялась его указаниям.

– А она знает, что ты убивал этих колдунов? – прошептала я с замиранием сердца: а вдруг она знала – и не сказала мне?

– Нет, – ответил Пискари. – Я уверен, что она подозревает, но мой интерес к тебе вызван более старой причиной, не относящийся к Каламаковским поискам Святого Грааля – то есть колдунов лей-линий.

Я сдерживалась, чтобы не посмотреть на руки, сжимающие горловину сумки у меня на коленях. Потянуться за флаконом не было возможности.

Если дело не в этом, зачем Пискари нужна моя смерть?

Если дело не в этом, зачем Пискари нужна моя смерть?

– Это наверняка дорого стоило ее гордости – прийти ко мне, умоляя о милости, когда ты пережила нападение демона. Она была так огорчена! Трудно быть молодым. Я лучше ее понимаю, что это значит – хотеть видеть рядом с собой равного. И я еще больше рад был ее баловать, как только понял, что она меня использует без моего ведома. Поэтому я оставил тебя в живых – на случай, если она прервет свой пост и овладеет тобой полностью. Сделать тебя ее тенью – это был иронический выверт, который мне нравился. Она обещала, но я знал, что она лжет. И даже при этом я готов был мириться, если только она будет держать тебя подальше от Каламака.

– Но я же не лей-линейщица, – сказала я тихо, чтобы голос не дрогнул. Я вообще могла говорить беззвучно, и он бы услышал. – Почему тогда?

Он не дышал с той минуты, как перестал говорить. Носками ног он опирался на пол. Икры напряжены. Почти, подумала я, сдвигая пальцы к горловине сумки. Он почти готов. Чего он ждет?

Почти, Он почти готов. Чего он ждет?

– Ты дочь своего отца, – сказал он, и кожа вокруг его глаз натянулась. – Трент – сын своего отца. Порознь вы – мелкая докука. Вместе… вместе вы можете стать проблемой.

У меня перед глазами все поплыло, потом зрение вернулось, когда я встретила его взгляд и поняла, что на лице у меня написан ужас. Фотография моего отца и отца Трента рядом с желтым лагерным автобусом. Пискари убил их. Это был он.

У меня кровь сильно и тяжело забилась в висках. Тело требовало что-нибудь сделать, но я сидела, зная, что на мое движение он ответит своим.