Еще раз оглядевшись, царь вернулся к своей колеснице. Почти одновременно с ним подоспели придворные. Они пали ниц, а при виде убитого льва разразились цветистыми похвалами.

Однако их повелитель замкнулся в себе и на протяжении всего обратного пути в Фивы не проронил ни слова.

Правда, все отметили странное выражение его лица и решили, что фараон, должно быть, увидел в пустыне некое чудо.

В то самое время, когда Эйэ возвращался в свою столицу, душу его брата Инена омрачило странное чувство.

Войдя во внутреннее святилище храма, где была вновь восстановлена и с тех пор безраздельно царила тишина – священное молчание камня и полное безмолвие мрака, – Инен поднял свечу. Помещение было маленьким, но окружающая чернота будто поглощала свет колышущегося огонька, и потому тени в углах оставались густыми.

"Здесь, – подумалось Инену, – пребывает истинная тайна, а с тайной всегда должен быть сопряжен ужас".

Сделав шаг вперед и подняв свечу еще выше, он воззрился на стоявшую у дальней стены статую. Поскольку лицезреть сие изваяние было позволено лишь ему одному, он сам восстановил идола из осколков, но, разумеется, не смог придать ему изначальное совершенство, ибо не обладал талантом скульптора. Впрочем, главное было достигнуто: статуя внушала страх – главное, что, по мысли жреца, должно сопутствовать всему, что связано с богами.

Неожиданно Инену почудился какой-то шорох за спиной. Он обернулся, хотя знал, что ничего и никого там нет и быть не должно. Верховный жрец сокрушенно усмехнулся: после изгнания из Фив он сделался чересчур нервным, лишился былой уверенности в себе и стал слишком часто давать волю воображению. Правда, он надеялся, что возвращение в храм положит конец неоправданным страхам. Непроизвольно подняв руки, Инен коснулся рубцов, оставшихся там, где когда-то были его уши и нос. Да, многое уже не вернуть – ни за какую цену. Жрец снова обратил взор к поруганной статуе, негодуя при мысли о совершенном кощунстве и об осмелившемся на такое нечестивое деяние злодее.

Но в тот самый момент, когда он злобно пробормотал себе под нос проклятие в адрес племянника, в тиши храма раздались шаги. Именно раздались, а не померещились – на сей раз он был в этом уверен.

– Кто ты? – гневно вопросил Инен. – И как дерзнул ты потревожить покой сокровенного святилища?

Ответа не последовало, однако, присмотревшись, верховный жрец различил силуэт, еще более темный, чем обступавший его мрак. Тонкие руки и ноги, вздувшийся живот и огромный выпуклый череп делали вошедшего удивительно похожим на хранившуюся в святилище статую.