Конечно же, кошки ловили лилипутов. Один приятель Бейтса говорил, что впервые заинтересовался ими только после того, как стал свидетелем драки двух кошек за лилипута, что случайно попал на кухню в доме его дядюшка.
В итоге Бейтс снова стал постепенно впадать в прежнее состояние, как дерево, теряющее листья один за другим, пока все они не облетят. Этим воскресным вечером он отправился спать с таким тяжелым сердцем, что ощущал его не только в груди, но даже в горле и в животе. На следующее утро Бейтс пробудился совершенно разбитым, не в силах разобраться в собственных чувствах. Очень не хотелось вставать. Несколько дней энергичной деятельности снова закончились приступом меланхолии.
Окна его квартиры на Кавендиш-сквер выходили на овальный газон с побитой морозом травой, где стояли четыре совершенно голых деревца. Порой он целые дни просиживал, уставившись в окно, выкуривая одну сигару за другой, и ничего не делал, только глядел на эти неподвижные деревья.
Когда он был помоложе, лет шесть или семь назад, ему случилось завести интрижку с дочерью торговца табаком, которую звали Мэри. Романтические отношения переросли в предосудительную физическую связь. Вначале в сердце Бейтса вспыхнули чувства, которые питались в равной мере и гордостью, и стыдом. Необходимость соблюдать секретность, казалось, добавляла ему важности, возвеличивала в собственных глазах, даже костюм, казалось, становился тесен ему. Он сознавал греховность своего поступка, но вместе с тем ощущал душевный подъем. Он ходил по лондонским улицам, свысока взирая на прохожих, которые не знали того, что знал он. Эта возбуждающая смесь сильных положительных и отрицательных эмоций была, пожалуй, даже более приятна, чем удовольствие от физической близости, хотя и та была не лишена приятности.
А потом Мэри сказала, что носит ребенка. При этом известии гармония в его душе сменилась страхом. Он не мог заставить себя встретиться со своим собственным отцом (который тогда был еще жив), чтобы объявить себя будущим родителем. Да это было и невозможно. Стыд, переживаемый тайно, может, и есть чувство, в значительной степени состоящее из восторга и презрения, и ощущать его почти блаженство; но публичный позор — совершенно другое дело. Бейтс-старший не был богат, но он был благородных кровей. Так что о женитьбе на дочери торговца табаком не могло быть и речи. А Мэри была славная девушка. Но что он мог поделать? Что можно было сделать?
Конечно же, ничего нельзя было поделать. Между бывшими любовниками произошла очень неприятная сцена. Ее слезы и обвинения не смутили его. Так ему даже легче оказалось напустить на себя неприступный вид. После объяснения он провел вечер в клубе, где выпил почти целую бутылку кларета. По пути домой зашел на полчаса в часовню. Молитва укрепила его дух, сотворив твердый сплав из неловкости, стыда, презрения к себе и слабости. Теперь он будет сильным — это то, что требует Христос. Он не станет больше грешить.