Для Бейтса это было слишком много за один раз.

— Да ведь это же прекрасная новость! — воскликнул он. — Так значит, равные с нами права обоих народов — для лилипутов и бробдингнежцев?

— Конечно, для обоих. И малыши, и великаны — все они созданы по образу и подобию Божию. Разумные же лошади — нет; Папа постановил считать их дьявольским обманом. Конечно же, он делает так больше потому, что у англичан есть кавалерийский полк разумных лошадей. И во французской армии есть сейчас такие полки. Полагаю, полки из лилипутов были бы довольно бесполезны, но из великанов, думаю, получатся грозные воины.

— Французская армия призвала бробдингнежцев? — глуповато повторил Бейтс.

— Я недолго, мой друг, — слегка кивнув, сказал д'Ивуа. — Я пришел отчасти для того, чтобы вас предупредить. Есть еще кое-что. Как вы знаете, президент республики переместился в Авиньон. Ну, в Авиньоне происходили великие события — это все на юге, как вы знаете. И скоро правда об этих событиях выплывет на свет Божий, о них узнает весь мир. Встретить такое будучи английским солдатом — ужасно.

— Мсье, — сказал Бейтс. — Вы же не…

— Простите, мой друг, — прервал его д'Ивуа. — Мне кажется, когда это все произойдет, жить гражданину Франции в Лондоне станет весьма неудобно. Так что я отъезжаю. Но я предостерегаю также и вас: ваши, пардон, наши мотивы освобождения тихоокеанцев поставили вас в один ряд с народом Франции. По этой причине ваше правительство может предпринять против вас определенные меры.

— Я не предатель, — заявил Бейтс твердо, хотя и слегка заплетающимся языком.

— Нет-нет, — уверил его чужеземец. — Я вас только предостерегаю. Конечно же, вы лучше меня знаете, как позаботиться о собственной безопасности. Но до того, как я уеду (а это время приближается, мой друг), разрешите мне сказать вот что: рассмотрите возможность победы Франции в этой войне. Советую. Поверьте, что раз Папа и президент формально являются сейчас союзниками малышей и великанов, победа Франции будет означать свободу для этих народов. Возможно, маленькое зло и большое добро уравновесят друг друга? А?

Бейтс не знал, что и сказать на это.

— Я знаю, что мои действия, — медленно проговорил он, — принесли пользу французскому правительству. И я этого не стыжусь.

— Отлично! Просто великолепно! Я так говорю, потому что французские солдаты будут здесь, в Лондоне, раньше, чем вы полагаете, и хорошо бы вам обдумать, в чем состоит ваш долг. Ваш долг перед Господом превыше всего. Нет?

— Мсье, — с тревогой сказал Бейтс.

Но д'Ивуа уже надевал свою куполообразную шляпу и церемонно откланивался: