Но в такого рода перемены, в которые верит Сью, — Позитивные Перемены, Эмоциональные Перемены, Культурные Перемены, — я не верю. В детстве я думала, что мир действительно меняется: когда-то, много лет назад, разноцветные вереницы гостей, протекающие сквозь Уединенный Дом, внушали мне уверенность, что Внешний Мир точно так же меняет наряды — от строгих черных костюмов и цветастых домашних платьев до бархатных плащей и алых визиток; толпы детей и подростков в узорчатых расшитых штанах и украшенных перьями головных уборах, босоногие и голорукие, готовятся к войне. Я одевалась, как они — вернее, они одевали меня, пока Блеки курила и потягивала лимонный коктейль с виски, а Катрин подсыпала зерно в птичьи кормушки и подкладывала дрова в дровяной ящик. А потом однажды я покинула дом, чтобы увидеть мир.

Это была всего лишь РАХШ — Род-айлендская художественная школа, — которая должна была бы показаться мне хорошим местом, просто Отличным Местом. Дэвид Бирн с несколькими своими сокурсниками играл у кого-то на дому; другие студенты выезжали в Бостон и Нью-Йорк, поселялись в трущобах Альфа-бет-сити, в квартирах с унитазами прямо на кухнях, и накачивались наркотиками под завязку — но они жили деятельной жизнью, насыщенной событиями: закладывали бас-гитары, чтобы купить камеры «хасселблад»; учились правильно держать татуировочную машинку в задней комнатушке на Сент-Марк-плейс; наряжались домохозяйками и пять часов кряду снимали человека, лежащего на смертном одре, в то время как свеча догорала и оплывала, растекаясь красной блестящей лужицей воска, а в соседней комнате раздавался смех. Тогда так не казалось, но сейчас, когда видишь отснятые моими сокурсниками фильмы и фотографии, записанные ими виниловые сорокапятки и созданные ими инсталляции, понимаешь: они жили полноценной жизнью, хотя тогда так не казалось.

Я так жить не могла. Знаю, это моя проблема. Я еле дотянула до конца семестра, поехала домой на рождественские каникулы и уже не вернулась обратно. Долгое время это не имело значения (возможно, никогда не имело), поскольку у меня по-прежнему оставались друзья — люди, навещавшие меня, даже когда Блеки и Катрин уезжали на ранчо или путешествовали по Франции. То есть в известном смысле Блеки оказалась права: мир действительно сам приходил ко мне.

Только я-то прекрасно все понимала.

В субботу у Сью выходной. Она проработала в Пенобскот-Филдз одиннадцать лет и заслужила право на нормальные выходные. Я не собиралась портить ей отдых. Я встала рано, еще до семи, накормила котов, выпила кофе и вышла на улицу.