Разрыв ухнул над ее головой. Она влепилась в землю всем текучим, как мед, телом. Мать, у которой осколком убило ребенка, страшно закричала, запричитала над ней.
………………………она проснулась в замерзшей лодке на берегу озера оттого, что ей вливали в рот – насильно, грубо – водку. Она поперхнулась, чуть не захлебнулась. Выплюнула зелье на дно лодки. Закинулась в судороге. Ее крепко держали люди в черных кожаных куртках и черных очках. Она глотала водку, давилась. А, это опять вы. Я думала, я от вас ушла. Не убежишь даже в топку Войны. Пусть я сгорю. Я вам не достанусь. Вам кажется, что вы меня поймали.
Они растирали ей водкой руки, щеки, щиколотки, виски. Всунули в зубы кусок салями. Укутали в овчинную шубу.
– Она нормальная, Давид? Уснуть в лодке при култуке?.. Зимой?..
– Она дура. Или просто очень устала.
– Постарайся не применять болевых приемов. На нее смотреть жалко.
– Она обморожена. Она попала под обстрел. Гляди, кровь на руках.
– Какая, к черту, кровь. Это брусника. Сок брусничный. Я сам пробовал, лизнул. Кислый.
– Быстро мы ее нашли. Я думал – дольше проваландаемся.
– Я увидел над лодкой парок.
– Еще десять-пятнадцать минут – и все было бы кончено. Она бы замерзла.
– Или впала в забытье. Человек при замерзании не резком, а постепенном может сохранить жизнь внутри себя.
– Долго же ее пришлось бы размораживать. Живое мясо. Ха-ха.
Они сунули ей в нос еще один ломтик салями. Жри! Она отвернула голову.
– Не хочешь – не надо. Если ты в своем уме, ты будешь говорить. Сапфир с тобой?
Она поглядела на них прозрачно, ясно. Господи, как весело ей.
И в ее глазах вспыхнуло, Сияньем Севера, лютое веселье.
– Нет! Нет его у меня! Пропила я его! Прокутила! Продала задешево – и икорочки себе на рынке купила… селедочки!..
Невероятно, но она смеялась над ними.
Здесь, на берегу озера, в просмоленной, промерзлой рыбацкой лодке, укутанная в шубу с чужого плеча, – она над ними хохотала, и зубы ее блестели, и ожившие щеки ее румянились, и, с ума сойти, глаза ее сверкали неистовым, елочным, карнавальным весельем! Она была золотой орех, она висела на высокой ветке, она качалась и плясала над черными колючими иглами, и ее было никому не достать!